Слова сияния

Солдат подал королю надушенный платок, чтобы прикрыть нос, пока они проходили мимо мертвых и умирающих. Кровь и дым. Запахи, которые станут слишком привычными для него, пока все не закончится.

Мужчины и женщины в оранжевых ливреях Харбранта сновали между мертвыми и ранеными. Повсюду на востоке оранжевый цвет стал синонимом исцеления. И в самом деле, палатки, над которыми развевались его знамена, знамена хирурга, были раскиданы по всему полю битвы. Целители Таравангиана прибыли прямо перед битвой и сразу же начали оказывать помощь раненым.

Когда он дошел до края поля, усеянного трупами, веденские солдаты начали вставать со своих мест, возвращаясь к жизни от того ступора, в котором находились, сидя с потухшими глазами. Затем они стали его приветствовать.

– Разум Пали, – проговорила Адротагия, наблюдая, как они поднимались. – Я не верю своим глазам.

Солдат разделили на группы по знаменам, о них заботились хирурги Таравангиана, разносчики воды и утешители. Раненые и непострадавшие, все, кто мог держаться на ногах, поднялись перед королем Харбранта и приветствовали его.

– Диаграмма предсказала, что это случится, – ответил Таравангиан.

– Я была уверена, что в ней ошибка, – ответила Адротагия, покачав головой.

– Они знают, – проговорил Мралл, – что сегодня мы единственные победители. Наши целители, которые заслужили уважение всех сторон. Наши утешители, которые помогают уйти умирающим. Их светлорды принесли им только страдания. Вы принесли им жизнь и надежду.

– Я принес им смерть, – прошептал Таравангиан.

Он заказал убийство их короля и определенных кронпринцев, на которых указала Диаграмма, тем самым подтолкнув несколько фракций к войне друг с другом. Таравангиан поставил на колени целое королевство.

Теперь они приветствовали его за содеянное. Таравангиан заставил себя остановиться у одной из групп и стал расспрашивать о лечении, интересуясь, может ли он еще что-нибудь для них сделать. Важно проявлять сострадание в глазах других людей. Диаграмма объясняла это с небрежностью, как будто сострадание было чем-то, что можно отмерить в чаше, как пинту крови.

Король посетил еще одну группу солдат, затем еще одну. Многие подходили, дотрагивались до его рук или одежды, вытирая слезы благодарности и радости. Тем не менее многие веденские солдаты оставались сидеть в палатках, уставившись на поле битвы. Их разум оцепенел.

– Дрожь? – прошептал Таравангиан Адротагии, когда они отошли от последней группы людей. – Они сражались всю ночь, пока их столица горела. Должно было подействовать.

– Согласна, – сказала она. – Мы получили очередную точку привязки. Дрожь здесь сильна не меньше, чем в Алеткаре. Может быть, сильнее. Я поговорю с нашими учеными. Возможно, это поможет нам установить местоположение Нергаула.

– Не трать слишком много сил, – ответил Таравангиан, приближаясь к еще одной группе веденских солдат. – Я даже не уверен, что нам делать, если мы найдем это существо.

Древний, злобный спрен – не тот, кого он мог так просто подчинить. Пока.

– Я бы предпочел узнать, куда направляется Моэла.

Нужно надеяться, что Моэла не решит снова погрузиться в сон. На текущий момент предсмертные слова были лучшим обнаруженным способом дополнять Диаграмму.

Однако существовал один вопрос, на который Таравангиан так и не мог найти ответ. Ответ, за который он отдал бы практически что угодно.

Достаточно ли того, что он делает?

Таравангиан встречался с солдатами и всем своим видом изображал добродушного и не слишком умного дедушку. Заботливого и услужливого. Сегодня он взаправду почти являлся таким человеком. Король пытался копировать поведение своей более глупой версии. Люди принимали его, и, когда он обладал таким уровнем интеллекта, ему не приходилось прикладывать столько усилий, чтобы симулировать сострадание, как в те дни, когда он был умнее.

Благословленный интеллектом и проклятый чувством сострадания и боли за свои деяния. Им овладевало либо одно, либо другое. Почему Таравангиан не мог испытывать эти эмоции одновременно? Ему казалось, что у других людей интеллект и сострадание не связаны подобным образом. Мотивы, согласно которым Смотрящая в Ночи одаривала и проклинала, были непостижимы.

Таравангиан двигался сквозь толпу людей, выслушивая мольбы о помощи или лекарствах, чтобы облегчить боль. Выслушивая благодарности. Эти солдаты пострадали в битве, в которой даже теперь, по всей видимости, не оказалось победителя. Они хотели обрести почву под ногами, и считалось, что Таравангиан соблюдал нейтралитет. Поразительно, с какой легкостью они обнажили перед ним свои души.

Он подошел к следующему солдату в очереди. Закутанный в плащ человек держался за явно сломанную руку. Таравангиан взглянул под капюшон, прямо ему в глаза.

Сет-сын-сына-Валлано.

Таравангиана захлестнула абсолютная паника.

– Нам нужно поговорить, – сказал ему шиноварец.