Слова. Том I. С болью и любовью о современном человеке

– Да какое там сейчас тихое место, даже и на Святой Горе! Ведь в афонских лесах без конца прокладывают всё новые и новые дороги. Повсюду гудят машины. Даже те, кто живёт в самых пустынных и безмолвных местах, купили себе машины. Мне непонятно – ну чего ищут эти люди в пустыне? Арсений Великий, слыша, как в пустыне от нежного ветерка шумит тростник, спрашивал: «Что это за шум? Не землетрясение ли?»[140] А посмотрели бы святые отцы на то, что творится сейчас! Раньше в общежительных монастырях монахи очень уставали на послушаниях. Особенно трапезник и гостиник. Надо было мыть тарелки, начищать медную посуду. А сегодня всё это легко, ведь теперь у монахов есть всевозможная современная техника – которая по большей части создаёт шум. Помню, как мы в монастыре носили воду из источника и с помощью лебёдки в особых ёмкостях потихонечку поднимали её на четвёртый этаж. А сейчас воду качают насосом, и постоянно слышишь, как он тарахтит. Стены трясутся, стёкла дрожат. Поставили бы, по крайней мере, какой-нибудь глушитель. В армии во время Гражданской войны я использовал глушитель, когда заряжал батарею рации, чтобы враги на своей стороне ничего не слышали.

Как-то раз ко мне в каливу пришли монахи из одного монастыря. Они разговаривали громко. «Потише, – сказал я одному из них, – нас далеко слышно». Он продолжал кричать. «Да говори ты потише», – попросил я его снова. «Прости, геронда, – ответил он мне, – мы у себя в монастыре привыкли так орать. У нас работает генератор, и поэтому мы говорим громко – иначе не слышно». Понимаешь, о чём речь? Вместо того чтобы творить Иисусову молитву и разговаривать тихо, они включают генератор и потому кричат! Некоторые подростки снимают со своих мотоциклов глушители, чтобы грохотало на всю округу… Худо, что тот же самый дух проникает сегодня и в монашество. Да, сейчас мы идём к этому – шум доставляет монахам радость.

Сегодня утром я наблюдал за одной монастырской сестрой. Она была похожа на космонавта. В широкополой соломенной шляпе на голове, с респиратором на лице, с бензиновой сенокосилкой в руке, она спускалась по склону и любовалась собой. Астронавты так не гордились, когда прилетели с Луны! Прошло немножко времени и вдруг слышу: «Тра-та-та-та!..» Смотрю, начала она косить траву этой сенокосилкой, да так, что уже некуда было спрятаться от грохота. Только она закончила, приходит монастырский работник с ещё более громкой тарахтелкой – пахать землю. Бегал, тарахтел – взад-вперёд, взад-вперёд! Потом оставляет он свой бензоплуг, берёт другой механизм – боронить землю. Чего только ни выпало на нашу горькую долюшку!..

– И всё же, геронда, поскольку существует вся эта техника, облегчающая…

– О, знаете, сколько существует облегчающей техники!.. Избегайте, насколько возможно, всего грохочущего, всего тарахтящего, избегайте шума. Весь этот шум изгоняет нас из монастыря. Зачем тогда у вас внизу на воротах висит табличка «Исихастирий»[141]? Напишите уж лучше что-нибудь вроде «Шумостирий» или «Неспокойностирий»! Зачем тогда нужен монастырь, если в нём нет тишины? Смотрите, постарайтесь, насколько возможно, ограничить всё то, о чём мы сейчас говорим. Вы ещё не ощутили, сколь сладко безмолвие. Если бы вы это поняли, то могли бы лучше понять и то, что говорю я, и некоторые другие вещи. Если бы вы вкусили сладких духовных плодов безмолвия, то, несомненно, были бы по-доброму обеспокоены и больше стремились бы к святому безмолвию жизни духовной.

Безмолвие – это таинственная молитва

Всей этой шумной техникой инок отгоняет от себя предпосылки для молитвы и монашеской жизни. Поэтому монаху надо, насколько это возможно, стараться не пользоваться шумной техникой. Всё то, что люди считают удобным, по большому счёту, не содействует монаху в достижении его цели. Находясь в таком состоянии, монах не может обрести того, ради чего он отправился в путь.

Безмолвие – великое дело. Находясь в безмолвии, человек тем самым уже молится – даже и не молясь. Безмолвие есть таинственная молитва, и оно очень помогает молитве, подобно тому как кожное дыхание приносит человеку пользу[142]. Тот, кто в безмолвии занят духовной работой, впоследствии погружается в молитву. Знаешь, что такое погружаться? Затихший в объятиях матери малыш не говорит ничего. Он уже находится в единении, общении с ней. Поэтому, если монастырь находится вдали от археологических достопримечательностей, от мирского шума и множества людей, – от этого огромная польза.

Внешнее удалённое от мира безмолвие, сопряжённое с рассудительным подвигом и непрестанной молитвой, очень быстро приносит монаху и внутреннее безмолвие – душевный мир. Это внутреннее безмолвие – необходимая предпосылка для тонкого духовного делания. А тогда уже внешнее беспокойство перестаёт тревожить человека, потому что, в сущности, на земле находится только его тело, тогда как ум его пребывает на Небе.

Слышать или не слышать шум – зависит от самого человека