Слова. Том I. С болью и любовью о современном человеке

– Геронда, а что делать, если на послушании шумно или же если для рукоделия требуется какая-нибудь машинка, производящая шум?

– Когда рукоделие шумное, очень помогает тихое псалмопение. Если не можете творить Иисусову молитву – пойте что-нибудь церковное. Требуется терпение. На корабле, когда я плыву с Афона или возвращаюсь обратно, бывает очень шумно. Я сажусь куда-нибудь в уголок, чтобы меня не беспокоили, делая вид, что сплю, закрываю глаза – и начинаю петь. Чего я только не пою! Сколько разных «Достойно есть», сколько «Святый Боже». И корабельный двигатель своим гулом очень подходит для псалмопения. Двигатель «держит исон»[143] – как раз в тон с «Достойно есть» Папаниколау[144], со «Святый Боже» Нилевса[145]. Так гудит, что подходит к чему ни возьми! Я пою в уме, однако сердце тоже участвует в пении.

И всё же я думаю, что беспокойство нам причиняет не столько внешний шум, сколько внутренняя озабоченность чем-то. Слышать или не слышать внешний шум – это зависит от тебя, тогда как внутренней озабоченности избежать нелегко. Основа – это ум. Глаза могут смотреть и не видеть. Я, когда молюсь, могу глядеть на что-то, но не видеть этого. Могу куда-то идти, но ничего не замечать. Если человеку трудно творить Иисусову молитву[146] среди шума, то это значит, что его ум не отдан Богу. Человек должен достичь состояния божественной отвлечённости, чтобы он смог жить во внутреннем безмолвии, и шум во время молитвы его не беспокоил бы. Тогда человек достигает состояния той божественной отвлечённости, находясь в которой, он уже не слышит шума или же слышит его только тогда, когда захочет сам, а точнее – когда его ум спускается с Неба. Если человек будет духовно работать, будет подвизаться, то он достигнет этого состояния. Тогда он сможет слышать что-то или не слышать, когда захочет этого сам.

Как-то раз во время службы в армии я назначил одному моему сослуживцу – человеку благоговейному – встречу в определённом месте. «Да ведь там, – возразил он мне, – прямо под ухом кричит громкоговоритель». – «Слышать или не слышать громкоговоритель, – ответил я ему, – зависит от самого человека». Разве мы слышим то, что происходит вокруг, если наш ум чем-то занят? Помню, на Афоне напротив моей каливы пилили лес бензопилами – обнажили от деревьев целый холм. Так вот, когда я читал или молился и был этим всецело поглощён, то не слышал ничего. А когда прекращал свои духовные занятия, то начинал всё слышать опять.

Будем уважать безмолвие других

Если причиной шума не являемся мы сами, то ничего страшного – Бог всё видит. Но худо дело, если шум возникает из-за нас. Поэтому нам надо быть постоянно внимательными, чтобы не беспокоить других. Если кто-то не хочет молиться сам, то пусть, по крайней мере, не создаёт помех другим. Поняв, сколь великий вред наносит ваш шум молящемуся человеку, вы стали бы очень внимательны. Потому что если не осознать, что тишина и лично тебе необходима, и вообще всем помогает, причём хранить её нужно от сердца, от любви, а не под принуждением и из-под палки, то доброго результата тишина не даст. Если человек соблюдает тишину, находясь в напряжении, подчиняясь правилам дисциплины, если он говорит себе: «Сейчас надо пройти так, чтобы никому не помешать, а сейчас надо прокрасться на цыпочках…», то это сущее мучение. Цель в том, чтобы поступать так от сердца, с радостью, хранить тишину, потому что кто-то молится, кто-то находится в общении с Богом. Какая же разница между соблюдением тишины в первом и втором случае! То, что человек делает от сердца, его радует и ему помогает. Если осознать тишину необходимостью и с уважением отнестись к тому, кто в это время молится, то потом приходит чувство некоего трепета. А уважая другого, человек уважает себя самого, и тогда он не берёт себя в расчёт, потому что у него нет самолюбия, но есть любочестие. Надо ставить себя на место другого, надо размышлять так: «Если бы я был на месте этого человека, то какого отношения я хотел бы к себе? Ведь если бы я был уставшим или молился, разве понравилось бы мне, что так хлопают дверью?» Если ставить себя на место другого, многое изменяется.