Слова. Том II. Духовное пробуждение

Эта жизнь не для того, чтобы устроиться потеплее. Умирать так умирать – давайте же, по крайней мере, умрём как должно! Раз мы всё равно ничего другого не делаем, то, если Бог удостоит нас мученичества, разве это будет плохо? Однажды ко мне в каливу пришёл один погонщик мулов, весь в слезах, и сказал мне: «Сегодня ночью один не оставайся. Тебя задумали убить». – «Кто?» – спрашиваю. «Их, – говорит, – человек пять-шесть». Он сопровождал пятерых или шестерых безбожников. Кто их знает, какая у них была программа пребывания на Святой Горе. Они посчитали его за дурачка и вели при нём свои разговоры, а он, лишь услышав об этом, пришёл и предупредил меня. Вечером, только я лег, как слышу собачий колокольчик[177]. Смотрю в окно и вижу троих парней. «А ну, – кричат, – дед, открывай!» Я говорю: «Парни, чего вы хотите? Вы зачем в такую пору шатаетесь, у вас что, мозгов нет? На вас же подозрение падёт! Других-то вон уже пересажали. А охоты разговаривать у меня нет». – «Так мы, – спрашивают, – завтра придём? Скажи, во сколько приходить?» – «Вы приходите завтра во сколько хотите, а я, если смогу, увижусь с вами». Прогнал их. Смотрю, свет от фонарика не удаляется. Они остановились чуть повыше[178]. Я поднялся, оделся, облачился в монашескую схиму и стал их ждать. Внутри у меня был мир. На другой день пришли три компании по три человека, но из тех, ночных, никто не появился. И они, конечно же, знают, что денег у меня не найдут, потому что у меня их нет. Они восстают на меня только лишь по духовным причинам. А в другой раз пришёл ко мне в каливу один мужичище – здоровый, как горилла, и сел в сторонке. А я в то время как раз беседовал с одной группой и говорил им: «Да вы только для парадов и годитесь, а не для сражений! Христос принёс Себя в жертву! У нас есть православие! Святые пошли на мучения и тоже нам помогают. А если бы не пали они, кто знает, что стало бы с нами». Все эти слова привели пришедшего в ярость. Люди приходили, уходили, а он задумал что-то и всё сидел на одном месте. От него веяло холодом. Наконец ушли и последние. «Ну, давай, – говорю ему, – уже стемнело, ты куда собираешься идти?» – «Этот вопрос, – отвечает он, – меня не интересует». – «Он, – говорю, – меня интересует. Иди давай!» Тут он на меня бросился и схватил за горло. «Ну что, – зашипел, – ты, со своими богами!» Это «со своими богами» задело меня так, как если бы он похулил Бога. Я что же, идолопоклонник? «С какими ещё, – говорю, – „богами“, безбожник? Я служу Богу Единому в ароице! А ну проваливай отсюда!» аолкнул я его, он упал на землю и скрючился. А как он оказался за дверью, я даже не понял. «Если меня подвесят ногами кверху, – подумалось тогда, – то хоть грыжа[179] на место встанет». Этот безбожник остался до конца и, видно, хотел со мной расправиться, раз он так схватил меня за горло и стал душить.

Тот, кто решился на смерть, ничего не боится

Сегодня для того, чтобы дать отпор трудностям, человек должен иметь в себе Христа. От Христа он будет получать божественное утешение, чтобы иметь самоотвержение. Если же этого не будет, то что произойдёт в трудный момент? Я читал где-то, что Абдул-паша[180] забрал со Святой Горы пятьсот юношей. Из них одни были послушниками, а другие укрывались на Святой Горе от турок. Видимо, тогда, в годы греческого восстания, юноши приезжали на Святую Гору, чтобы спастись, потому что турки забирали молодых ребят и делали из них янычар[181]. Если юноши не отрекались от Христа, то Абдул-паша вешал их в башне в Урануполисе. Стольких молодых людей захватил он на Святой Горе, и всего лишь пятеро из них пошли на мученичество! Остальные отреклись от Христа и стали янычарами. Необходима отвага: это не шуточки. Если человек чувствует себя несправедливо обиженным, если в нём есть самолюбие, то он не имеет в себе Божественной силы. Как такой человек поведёт себя, оказавшись в подобной столь нелёгкой ситуации?