Словарь Ламприера

Бофф погладил промежность, которая начала набухать от возбуждающих образов, затем переключил свое внимание на дом, из которого выйдет мальчишка. Его палец обозначил путь через лужайку, продрался сквозь деревья и вышел к месту огненной казни. Одновременно он мысленно обдумывал способы заманиваний и отвлечений, разработанных им с целью привести мальчишку к нужному месту в, нужное время, чтобы он сыграл там отведенную ему роль свидетеля и (в этом его заверил предводитель) косвенного участника. Пространство вокруг места сожжения Бофф представлял себе в виде своеобразного трона, на который можно было бы посадить этого мальчишку-короля, чтобы он одновременно наблюдал и находился под наблюдением. Бофф бросил быстрый взгляд на лежавшую сбоку книгу, открытую там, где шел рассказ об огненном зачатии Персея, о мифическом посещении девственницы Зевсом-тучегонителем, обрушившимся на нее коварным ливнем, золотым дождем. Разумеется, там будет настоящая бронзовая яма, и конечно, нужно подумать и о женщине, хотя активного участия от нее и не потребуется… Но больше всего Боффа волновал мальчишка. Его действия, конечно, невозможно отрепетировать, неизвестно, как он поведет себя, как бы не оказал сопротивления замыслу, хм-м. Но Бофф уже все продумал, все запасы времени, возможные препятствия, противовесы и предполагаемые столкновения, чтобы направить его куда следует, хотя свободу передвижения ему придется оставить… Что ж! Пускай и у скептиков будет пища для размышлений. Бофф отошел от стола и полюбовался издали своим созданием. Столько было мелких, так сказать, закулисных трудностей — но он для всех нашел решение! Конечно, он отдавал должное и грубой силе вокансоновских механизмов. Кран, безусловно, был удачен, и заводные собаки тоже хороши, замечательные штуковины.

Бофф собрал свои планы и подумал об остальных семерых — нет, Жак во Франции, значит, их будет шестеро, — как они изумятся, как будут поражены его умом и талантом, как взволнованно будут обсуждать самые уязвимые места (все эти их возражения commeci, commeca ), а потом восклицания, похвалы и затем аплодисменты, быть может перерастающие в овацию, и вот уже весь зал оперного театра встает на ноги, ярус за ярусом, осыпая его розами и славой, которая будет длиться дольше славы фараоновых надгробий. Бофф к Maitre , который напоминает вам о том, что жизнь — театр, но что такое жизнь без театра? Пустая скорлупа. Уже близок день, когда он выйдет из заточения, уже близок, и тогда он позабудет, что когда-то знал ответ на этот вопрос. Бофф протянул руку за лампой и шагнул к дверям своей комнаты. Скоро начнется заседание. Близится его выход.

Путь Боффа во внутренних пустотах Зверя занимал без малого час, хотя охватывал лишь небольшой срез окаменевшего корпуса. Отчасти это объяснялось извилистостью переходов, отчасти — величиной пещеры, простиравшейся от легкого, поверхность которого вдобавок была сплошь усеяна рытвинами и ухабами, до грудной клетки. Но главное, конечно, были размеры. Если бы все они ввосьмером собрали свои знания в одно идеальное представление, может быть, им удалось бы оценить истинные масштабы Зверя. Но в одиночку у них не было никаких шансов. Ведь дело было не только в длине — хотя тело Зверя простиралось от точки восточнее Ладгейта дальше, чем за Хеймаркет, что было немалым расстоянием. Нет, дело было еще и в толщине — вернее, глубине. Никто из восьмерых ни разу не проникал в самые нижние катакомбы. То, что все эти пустоты в нескольких точках имеют выход на поверхность, было хорошо известно, но на какую глубину уходит их убежище — этот вопрос, хотя и не имевший для них практической ценности, преследовал их своей неразрешимостью, словно вслед за утверждением принципа конечности неизбежно должен был последовать процесс измерения. Кроме того, имелась проблема воды.