Читаем Словарь любовника полностью

Именно тогда, в день похорон, с нами что-то произошло. Я помню: во время панихиды ты все время держишь меня за руку. Потом мы едем к вам домой и на какое-то время уходим в твою детскую комнату. Мы копаемся в старом комоде, и ты, рассыпав горсть старых-престарых высохших жевательных конфет, извлекаешь со дна ящика пачку бумаг и школьных тетрадей. Когда-то они были спрятаны так глубоко, потому что тебе очень уж не хотелось, чтобы мама добралась до некоторых твоих подростковых тайн и секретов. Потом, после того как большинство гостей уже разошлись, твоя мать не выдержала и разрыдалась. Я сижу с тобой в твоей детской, и мы без единого слова понимаем, что я не уйду отсюда без тебя, что из этой комнаты мы выйдем только вместе. Мы сами не заметили, как провалились в полынью «хочу» и глубоко увязли в окопах «нужно».

Поздно вечером мы уезжаем домой. По дороге я прошу: «Расскажи мне что-нибудь о твоем дедушке». Мы едем. Дом твоей матери все дальше, наша квартира все ближе, а ты разматываешь передо мной клубок воспоминаний. Нитка виток за витком превращается в слова. В тот вечер, прямо за рулем, я постигаю разницу между элегией и панегириком. Мне вдруг становится совершенно понятно, какой из этих жанров нужнее при жизни, а какой — после смерти.


elliptical, adj.

эллиптический, прил.


Если уж о поцелуях, то больше всего мне нравятся медленные. Это не только прикосновение, но и — ровно настолько же — дыхание. Это и да и нет. Ты наклоняешься ко мне чуть сбоку, и мне приходится немного повернуться, чтобы этот поцелуй получился.


encroach, v.

вторгаться, гл.


Первые три ночи с тобой мне не удавалось уснуть. Все было непривычно: твое дыхание, твои пятки, лежащие у меня на ногах, тяжесть твоего тела в кровати. По правде говоря, я и сейчас лучше сплю, когда тебя нет рядом. Вот только за время нашего знакомства мне удалось понять, что крепкий сон — это не самое важное.


ephemeral, adj.

мимолетный, прил.


Я выхожу из ванной. Ты встаешь из-за компьютера и идешь мне наперерез. Вообще-то, мы собирались ложиться спать, но ты вдруг берешь мою левую руку в свою правую, а твоя левая ладонь ложится мне на спину. Мы начинаем танцевать. Танец медленный. Мы наклоняем головы друг к другу. Музыки нет. Есть только поздний вечер. Щека к щеке. Мы медленно кружимся — глаза закрыты, танец в ритме сердца, под мотив, который тихонько напевает нам сама природа. Это продолжалось ровно столько, сколько длилась бы какая-нибудь старая песня. А потом мы остановились, поцеловались, и мир вокруг нас снова стал реальным.


epilogue, n.

эпилог, сущ.


Ты появляешься на пороге как раз в тот момент, когда я заканчиваю печатать. Ты спрашиваешь, о чем я пишу.

— Подожди, скоро узнаешь, — отвечаю я. — Обещаю.

Пока эти слова — мои, но скоро они станут нашими.


epithet, n.

оскорбление, сущ.


Однажды ты, сорвавшись, называешь меня «бабьей затычкой». Более серьезных оскорблений мне от тебя слышать не доводилось.

— Нет, подожди! Ты хочешь сказать, что я — тампон? — уточняю я. — Я тампон, потому что не пускаю тебя за руль в таком виде?

Мне смешно. Тебе, похоже, нет. По крайней мере, ты продолжаешь дуться на меня до тех пор, пока немного не трезвеешь.


ersatz, adj.

суррогатный, прил.


Иногда мы ходим в гости, на какие-то праздники, и я вдруг чувствую себя ненастоящим. Я словно придуманный партнер, заменитель, некая форма, занимающая то пространство, где должен находиться «твой очаровательный друг». В таких случаях моей любви не удается преодолеть мою же стеснительность. Мне кажется, что я тебя разочаровываю. А может, так и есть? И от этой мысли я стараюсь стушеваться, исчезнуть, оставив вместо себя что-то вроде тени, которая будет кивать, поддакивать, потягивать вино из бокала, а потом вдруг возьмет да и скажет: «Ну все, на сегодня хватит. Допивай, мы уходим».


ethereal, adj.

неземной, прил.


Наши головы склоняются друг к другу. Мы танцуем. Щека к щеке. Медленное кружение, закрытые глаза, ритм сердца, мотив, напеваемый самой природой. Это продолжается столько, сколько длится старая песня. Потом мы остановились, поцеловались, и мое сердце осталось там, в том мгновении. Вот и все.


exacerbate, v.

усложнять, гл.


У меня в памяти четко отпечатались твои слова:

— Ты принимаешь все близко к сердцу. Слишком много эмоций.


exemplar, n.

образец, сущ.


Это у нас с тобой постоянная тема для обсуждения: мои родители, прожившие всю жизнь вместе и при этом счастливые, и твои, в недолгой совместной жизни которых счастья было не много. Мне есть ради чего жить, и пусть даже у меня ничего не сложится, я всегда могу вернуться обратно, в семью. Близкие примут меня в любом случае. Тебе же приходится переписывать свою жизнь заново, а веры в то, что это возможно, у тебя не хватает.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-бестселлер

Нежность волков
Нежность волков

Впервые на русском — дебютный роман, ставший лауреатом нескольких престижных наград (в том числе премии Costa — бывшей Уитбредовской). Роман, поразивший читателей по обе стороны Атлантики достоверностью и глубиной описаний канадской природы и ушедшего быта, притом что автор, английская сценаристка, никогда не покидала пределов Британии, страдая агорафобией. Роман, переведенный на 23 языка и ставший бестселлером во многих странах мира.Крохотный городок Дав-Ривер, стоящий на одноименной («Голубиной») реке, потрясен убийством француза-охотника Лорана Жаме; в то же время пропадает один из его немногих друзей, семнадцатилетний Фрэнсис. По следам Фрэнсиса отправляется группа дознавателей из ближайшей фактории пушной Компании Гудзонова залива, а затем и его мать. Любовь ее окажется сильней и крепчающих морозов, и людской жестокости, и страха перед неведомым.

Стеф Пенни

Современная русская и зарубежная проза
Никто не выживет в одиночку
Никто не выживет в одиночку

Летний римский вечер. На террасе ресторана мужчина и женщина. Их связывает многое: любовь, всепоглощающее ощущение счастья, дом, маленькие сыновья, которым нужны они оба. Их многое разделяет: раздражение, длинный список взаимных упреков, глухая ненависть. Они развелись несколько недель назад. Угли семейного костра еще дымятся.Маргарет Мадзантини в своей новой книге «Никто не выживет в одиночку», мгновенно ставшей бестселлером, блестяще воссоздает сценарий извечной трагедии любви и нелюбви. Перед нами обычная история обычных мужчины и женщины. Но в чем они ошиблись? В чем причина болезни? И возможно ли возрождение?..«И опять все сначала. Именно так складываются отношения в семье, говорит Маргарет Мадзантини о своем следующем романе, где все неподдельно: откровенность, желчь, грубость. Потому что ей хотелось бы задеть читателей за живое».GraziaСемейный кризис, описанный с фотографической точностью.La Stampa«Точный, гиперреалистический портрет семейной пары».Il Messaggero

Маргарет Мадзантини

Современные любовные романы / Романы
Когда бог был кроликом
Когда бог был кроликом

Впервые на русском — самый трогательный литературный дебют последних лет, завораживающая, полная хрупкой красоты история о детстве и взрослении, о любви и дружбе во всех мыслимых формах, о тихом героизме перед лицом трагедии. Не зря Сару Уинман уже прозвали «английским Джоном Ирвингом», а этот ее роман сравнивали с «Отелем Нью-Гэмпшир». Роман о девочке Элли и ее брате Джо, об их родителях и ее подруге Дженни Пенни, о постояльцах, приезжающих в отель, затерянный в живописной глуши Уэльса, и становящихся членами семьи, о пределах необходимой самообороны и о кролике по кличке бог. Действие этой уникальной семейной хроники охватывает несколько десятилетий, и под занавес Элли вспоминает о том, что ушло: «О свидетеле моей души, о своей детской тени, о тех временах, когда мечты были маленькими и исполнимыми. Когда конфеты стоили пенни, а бог был кроликом».

Сара Уинман

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Самая прекрасная земля на свете
Самая прекрасная земля на свете

Впервые на русском — самый ошеломляющий дебют в современной британской литературе, самая трогательная и бескомпромиссно оригинальная книга нового века. В этом романе находят отзвуки и недавнего бестселлера Эммы Донохью «Комната» из «букеровского» шорт-листа, и такой нестареющей классики, как «Убить пересмешника» Харпер Ли, и даже «Осиной Фабрики» Иэна Бэнкса. Но с кем бы Грейс Макклин ни сравнивали, ее ни с кем не спутаешь.Итак, познакомьтесь с Джудит Макферсон. Ей десять лет. Она живет с отцом. Отец работает на заводе, а в свободное от работы время проповедует, с помощью Джудит, истинную веру: настали Последние Дни, скоро Армагеддон, и спасутся не все. В комнате у Джудит есть другой мир, сделанный из вещей, которые больше никому не нужны; с потолка на коротких веревочках свисают планеты и звезды, на веревочках подлиннее — Солнце и Луна, на самых длинных — облака и самолеты. Это самая прекрасная земля на свете, текущая молоком и медом, краса всех земель. Но в школе над Джудит издеваются, и однажды она устраивает в своей Красе Земель снегопад; а проснувшись утром, видит, что все вокруг и вправду замело и школа закрыта. Постепенно Джудит уверяется, что может творить чудеса; это подтверждает и звучащий в Красе Земель голос. Но каждое новое чудо не решает проблемы, а порождает новые…

Грейс Макклин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги