Словарь запрещенного языка

    Эта книга явилась нам как корабль, приплывший из затерянного, но желанного мира, корабль, груженный бриллиантами, а также картами и путеводителями в этот мир. Обширные грамматические статьи и таблицы не просто объясняли структуру языка, они вносили новую симметрию, новую гармонию в наш расстроенный, неприветливый мир. Каждый новый биньян превращался в часть дома, нашего общего еврейского дома, в который мы так стремились.

    Как Бен-Йегуда в Палестине в начале 20 века, так словарь Шапиро в СССР в начале 70-х годов вернул нам наш язык, принес его из темноты тысячелетий, из утерянных библейских книг прямо в маленькие московские квартиры первых активистов и первых отказников.

    Арест отделил меня и от этого мира. Но как-то во Владимирской тюрьме я получил удивительный подарок от Гилеля Бутмана — другого узника Сиона — словарь Шапиро. Помню, как я жадно вчитывался в каждый параграф, в каждую словарную статью, которая заменяла собой целый мир. Тюремщики быстро поняли важность этой книги для поддержания нашего духа и поэтому регулярно отбирали ее всякий раз, когда хотели нас наказать. В итоге, лишь считанные недели за девять лет тюрьмы этот верный друг был со мной...

    На этой книге выросло не одно поколение учителей и учеников иврита, она укрепила дух первых активистов и оказала огромное влияние на решение многих евреев из бывшего СССР связать свою судьбу с Эрец-Исраэль.

ЛЕКСИКОГРАФ, УЧЕНЫЙ, ПАТРИОТ

                        Лазарь Любарский, Тель-Авив

    Оговорюсь сразу: настоящая заметка непрофессиональная и субъективная. Непрофессиональная, так как она плод моей инженерно-технической сущности; субъективная, поскольку иврит, уже тогда, в далеком 1963-м, окрашивал мои сионистские мечты.

    Уму непостижимо до сих пор, каким образом советская верховная «кухня» пропустила эту манну небесную, которая одним своим видом укрепляла национальные

чувства и ощущение национальной принадлежности. А Феликс Шапиро предстал тем Моисеем, ведущим нас за огненным столбом, сквозь общественно-политическую советскую пустыню в землю обетованную. 40 лет он нес в себе по той пустыне огонь неопалимой купины, чтобы исполнить свою «лебединую песню».

    И сегодня, по прошествии нескольких десятков лет проживания в Израиле, достаточного владения ивритом и ориентации в ивритских словарях — словарь Шапиро 1963 года явственно обнаруживает тонко осязаемые нюансы языка, системное соответствие формы, содержания и целостности русским словарным эквивалентам.

    Иврит Шапиро и сегодня — живой язык. И если бы зависело от меня, я бы его переиздал, добавив лишь привнесенные временем слова и «перевернув» его на еврейский лад, т.е. справа налево.

    А в далеком начале шестидесятых его иврит послужил громким призывом к национальному пробуждению советских евреев, представшим памятником мужества, силы воли и преданности еврейским идеалам.

    Появление словаря для нас было подобно мощному взрыву перед носом советских официальных органов, и эхо этого события было потрясающим. В условиях бедствия погромной эпохи он пробуждал и усиливал национальные и общественные чаяния, новые устремления и решимости, которые переросли в стихийные, шквальные требования: «Отпусти мой народ!»

    Словарь Шапиро оживил гласную общественность среди советских евреев, помогал преодолевать душевную изоляцию, страх за свою еврейскую сущность, боязнь проявления национальных элементов и чувств в повседневной жизни.

Начался интерес к ивриту, который вскоре вылился в борьбу за право его официального изучения и обучения. А это явилось уже провозглашением «Сгебо»: «Мы — евреи — часть общемирового еврейства; язык Израиля — это наш язык, а мы — сыны Израиля!»

    Эти настроения стали охватывать все больше евреев, в том числе молодежь, и привели к возникновению знаменитых ульпанов, семинаров и даже еврейских университетов.

    Создавалась трибуна, объединяющая фактически еврейство всего СССР.

    Эти устремления не сочетались с коммунистической идеологией, одушевлялись все больше и больше контактами между евреями разных городов, преисполняясь все больше готовностью к борьбе за возрождающийся обновленный национальный идеал.

    Советское еврейство начинало расслаиваться, предвосхитив на много лет всеобщий распад советского общества. И в этом процессе «явление Шапиро» невозможно переоценить.

    Шапиро жил и творил во времена национальнокультурного геноцида евреев, стартовавшего в 1948 г. космополитическим манифестом. «Отчуждение» же иврита произошло добрую четверть века до этого. Таким образом, почти полвека Шапиро нес в себе и сохранял интеллектуальную энергию, сформированную еще до октября, чтобы при первой возможности шквально выплеснуться в своем иврит-русском словаре.

    Личность Ф. Шапиро видится олицетворением синтеза великого человека, незаурядного ученого и еврейского патриота. Его словарь открыл глаза, всколыхнул и усилил решимость и оптимизм целого поколения, несмотря на репрессии и суровую плату, которые могли последовать и действительно последовали в виде многочисленных судебных и гражданских преследований.