Да, обманывал, говорил, что у меня было много женщин… а на самом деле был птенцом, никого раньше не знал! Ты была первой! Просто это порождало у меня комплекс неполноценности, не знал, как приступить к этому впервые! И боялся, что ты это заметишь. Но сейчас понял, как ты любила меня, если ничего не сообразила! Комплекс. А ведь я любил тебя. И всегда буду любить… птенец!
Я привлек тебя к себе, мне необходимо было тебе это сказать, хотя меня уверяли, что я собой не владею. И ты опять промолчала о том, что Магда ушла от нас. Я сказал тебе, что буду заведующим и больше никуда не уеду, и ты обрадовалась моему переводу. Я спросил о Магде, но ты молчала, спрятала лицо в подушку. Видишь ли, мужчины должны говорить женщинам, что они начальники, хотя уже только замещают других начальников… Я встал, снял пиджак, пошел в ванную, решив выкупаться, и повернул кран, проверяя, идет ли теплая вода. Будто она меня все ждала и ждала. Я разделся, повесил маленькое круглое ручное зеркальце на крючок над ванной (люблю бриться, сидя в ванне; поэтому мне пришлось забить эти крючки в стену, и, направляясь в Братиславу, уже в поезде я заранее радуюсь тому, как побреюсь в ванне перед этим маленьким зеркальцем). Я принес бритвенные принадлежности и сел на корзину с невыглаженным бельем, прикрытую тем голубым одеяльцем, которым мы укрывали Магду еще в колясочке. Ты сохранила это одеяльце. Я закурил сигарету и вспомнил, что оставил вечернюю газету во внутреннем кармане пальто. Спала ты, когда я вышел из ванной? Во всяком случае, лежала в той же позе, как до того.
Ванна еще не наполнилась даже на треть, а я стоял и смотрел на упругую струю воды и вспоминал, как красиво выглядят коричневые плитки здесь, в ванной, когда любуешься ими из спальни. В субботу после обеда, убирая со стола, ты обязательно говорила:
— Так, а теперь возьмусь за ванную!
Я обычно еще некоторое время сидел и курил, потом шел посмотреть на тебя, а затем брался за пылесос. Сначала вел пылесосом по обивке дивана, за нею следовали обо подушки и большое покрывало с бахромой, а потом приходила очередь ковра. Я опять посмотрел на наши коричневые плитки. Два года исполнилось в июле с тех пор, как я перестал регулярно приезжать по субботам. До оравской «Теслы» была «Тесла» во Врабле. И я почувствовал… мне захотелось снова увидеть знакомый цвет вымытых в субботу плиток. Я набрал воды в пригоршню, плеснул ее на плитки и растер ногами. Но тут же выяснил, что, кроме субботнего цвета плиток, еще не хватает чего-то другого. Но чего? Я сообразил это, когда выходил из ванной. Мне не хватало запаха чистоля и еще чего-то. Когда я вернулся, ты сидела, и я сразу рассказал тебе это, но ты медленно, прищурив глаза, заговорила:
— Ты считаешь, что я в чем-то виновата в истории с Магдой?
— Что это не так, ты сама знаешь, — возразил я и подсел к тебе. Взял тебя за руку. Сказал, что завтра сам поеду к Магде, и спросил, почему ты мне этого сразу не рассказала, почему не написала.
Я старался подавить свое волнение, чтобы ты снова не расстроилась.
— Значит, я должна была тебе об этом написать? Должна была написать? — повторяла ты, как бы боясь чего-то, и в твоем вопросе слышалось раздражение, поэтому я предложил оставить на сегодня этот разговор. Но ты не прекращала:
— Как я могла тебе это написать?
Подбородок у тебя трясся от беззвучного плача. Я обнял тебя и напомнил, как мы когда-то рассказывали друг другу всякие истории. Ты встрепенулась и наклонилась ко мне.
— Ты еще любишь меня, любишь еще? — шептала ты, и я стал целовать тебя. Ты была так же красива, как двадцать лет назад. Но успокоилась лишь на мгновение.
— Помнишь, как я была поражена, когда у нас родилась Магда? Помнишь, как все это было? — улыбнулась ты и чуть-чуть покачала головой из стороны в сторону. — Я никак не могла поверить, что у меня может родиться ребенок! Тебе смешно, но это факт! Конечно, я знала, что дети рождаются… Погоди, я расскажу тебе, как была всем этим поражена, удивлялась, что дети так рождаются…
Я прижал указательный палец к твоим губам, тебе это понравилось.