Словацкая новелла

Он посмотрел на меня, точно начатый разговор был ему неприятен, опять улыбнулся, и скулы у него резче выступили:

— Видишь ли, моя малышка даже не была на похоронах… Крестная принесла ей обезьянку на резинке — ты таких, конечно, видел, — а теперь она требует у меня джунгли, а то, мол, обезьянке негде спать. Вот я и хотел попросить тебя это самое… ну, для нее что-нибудь нарисовать! Я ходил в магазины, но у них есть только целые кукольные театры, а мне они не нужны. Краски я уже купил. Просил старика Комарика из культпропотдела, но он только обещает… У меня дома найдется немного смородиновой настойки…

Яница соболезнующе смотрел на меня, но я тогда еще не понял его взгляда, и мы сели в машину. Живет он на улице Вука Караджича. По дороге он рассказал мне, что обменялся квартирой с каким-то парикмахером в том же доме. А когда мы уже были в прихожей, добавил, что его жена всегда хотела иметь три комнаты. Пока он надевал домашние туфли, я машинально взялся за ручку двери.

— Не сюда, — сказал он. — Я спальню запер, но в нее можно пройти через ванную, так что мне пришлось там поставить полочку для домашней обуви. Видишь ли, малышка все еще не знает… Я сказал, что мама в той комнате. А сейчас никак не придумаю, чем ее отвлечь, — она все время рвется в спальню…

Лицо у него было усталое, раньше только намечавшиеся морщинки углубились. Я помог ему убрать грязную посуду со стола, а он принес две маленькие кружки и бутылку. Краску из тюбиков я выжал на тарелку и принялся рисовать джунгли. Яница думал, что я все знаю. Почему ты не рассказала мне, что Магда уехала от нас? Почему я должен был узнать от Яницы, что наша дочь влюбилась в «новенького из лаборатории», который сначала добивался ее, а потом она ему опротивела, потому что «таскалась к нему на квартиру»? Ведь ты это знала и вчера, и позавчера? Почему не написала мне? Зачем были разговоры о ПКиО и тому подобном? Ты хотела сказать мне это сегодня? А может, думала, что я узнаю на заводе? Не хватило мужества первой рассказать мне? Итак, наша Магда сначала «таскалась на квартиру», а потом «опротивела» и не захотела вернуться к тебе. А теперь она живет в комнате двоюродного брата этого «новенького из лаборатории», и он взял ее к себе только потому, что сумел уговорить «избавиться от этого». Наша Магда хотела оставить ребенка от того «новенького», чтобы он знал, убедился, что она его по-настоящему любит, но он уехал в страшницкое отделение «Теслы», а его двоюродный брат взял Магду к себе в холостяцкую квартирку. Заявил, что любит ее и покончит самоубийством, если она его отвергнет, и против этого ничего не поделаешь. Магда согласилась. Живет с ним. Знаешь, кто это? Мартин Башня, тот, что последние два учебных года получал стипендию от нашего предприятия, играет в баскетбол и поет в хоре. Сделал он это, по словам Яницы, только из человеколюбия и потому что шапочно знаком со мной. Он будто бы работает над новым типом транзистора и ждет удобного случая сказать нашей дочери, что не женится на ней, так как его связывает с нею только сострадание. С Яницей Башня хорошо знаком. С тем самым Яницей, для которого я рисовал джунгли, а он потом любовался ими, даже выйдя в прихожую. Отнес эти джунгли своей дочурке, чтобы ее обезьянка там спала.

А знаешь, почему Яница рассказал мне все это так подробно? Потому что его дочурку нельзя оставлять дома — она все рвется в спальню, к своей маме. Вот он и решил увезти ее куда-нибудь хоть ненадолго, чтобы она забыла, а тем временем обменять квартиру. Я чувствовал, он хотел попросить, чтобы его дочурка пожила у нас, но никак не мог отважиться. И именно потому заговорил о том, что мы живем теперь одни, без детей.

Прощаясь, я пожал ему руку, не сказав ни слова. И пошел к этому Башне. Но не застал его. Посреди вестибюля висела большая доска, вывешенная, вероятно, отделом пропаганды, — таблица выполнения плана отдельными цехами, участками, конвейерами, их начальниками и мастерами. Там были рубрики: «Должно быть выполнено. Выполнено. Нам не хватает. Мы перевыполнили. Остается. Процент. Место». Перед доской стояла деревянная фигура с наполненным стрелами колчаном на поясе. Фигура целилась из натянутого лука в центр доски, являвшейся как бы мишенью. На голове лучника была надпись: «Как дела сегодня? Улыбаются или позорят?» Лицо у него было грустное. Я закурил сигарету. Посмотрел на стрелы в середине круга, приближавшиеся к ста процентам, впрочем, они только приближались. Мне не хотелось ни с кем встречаться. Даже с Тычкой. Но тут к лучнику подошел человек в синем халате, под мышкой он нес для него другую, улыбающуюся голову. Он сменил голову. Потом вынул из кармана листок бумаги, посмотрел на него и к стрелам, приближавшимся к ста процентам, прибавились три новые, а одна из достигших было ста процентов отступила к девяноста восьми. Парень приветливо улыбнулся мне. Наклонился к моей горящей сигарете.

— Цифры, стоящие внизу, меняю не я, для этого приходит один ученик. Знаете, ведь надо записать на ленту новый текст.