После обеда мы продолжали работать. Мне казалось, что мы даже не утруждаем себя, а так играем, бросаемся сеном. А вечером объявили, что мы самые лучшие. Были мы впереди на целых шесть фур.
«По-немецки «хорошо», по-русски «гут»!»
Так. Гармонь с нами. Будем играть. Раскрывайте гармонь и начинайте!
— Давай!
— Эх! Опять опростоволосился, принес свою вместо дедовой.
— Ты, сынок, хотел меня одурачить. Думал, что не узнаю свою гармонь. Да разве ж у тебя инструмент? Ерунда какая-то. У нее даже голоса нет. А моя поет, как орган.
Так себя подвести. Кто его знает, что теперь подумает старый. Всей деревне теперь расскажет, что я хотел его одурачить. Но я уже несу ему другую, несу его собственную. Нужно ему объяснить, доказать, что это простая ошибка. Только он упрямый, твердит свое, разуверить его трудно.
— Сынок, ты ведь гармонь мою разладил. Я выбросил за нее целых три тыщи, а ты разладил. Кто мне, сыночек золотой, за нее заплатит?
— Да я на ней даже не играл!
— Разладил ты ее. Регистр уже не работает, а этот бас, послушай, как хрипит. А еще вчера ничего с ним не было.
Парни смеются. Смеюсь и я, и это разозлило старого.
— Или играйте, или пошли отсюда!
— Плюньте на бас, вы все равно им не пользуетесь!
— Знаете вы матросскую таверну? Не знаете. Даже Грабовку не знаете, потому что не были в Остраве. А я там был и играл на этой хроматической гармони. И все там пело хроматическими голосами.
— Ну так сыграйте!
— Сыграю, сынок, только ты признайся, что ты шарлатан и на этой гармонике баловался. Не был бы ты моим другом, не помог бы ты нести мне чемоданы, я б тебе показал.
Парням это уже надоело, они хотят наконец послушать что-нибудь. Большинство из них за меня. И наш шофер меня подбадривает:
— Сыграй, ведь ты учитель!
— Учитель — не учитель! Думаешь, если я не учитель, то и гармонь в руки взять не умею?
— Значит, не умеешь. Гармонь есть, а играть не умеешь.
— Ты так думаешь? Думаешь, если у тебя деревянные пальцы, то и у всех они деревянные. Какую песню хочешь, такую и сыграю. Это не гармонь, а экспорт. Знаешь, что такое экспорт? Сходи в Остраву, спроси. Спроси того человека, у которого я ее купил!
Он перебрал клавиши и затянул какую-то старинную песню. Я ее не знал. Но парни знали. Кивали головами и время от времени подхватывали мелодию. Это им нравилось. Басы не соответствовали мелодии, но это никому не мешало.
Продавщица принесла новую бутылку. Налила и заслушалась музыкой. Стояла, опершись о стол, и о чем-то думала. Когда дед кончил, наклонилась над ним и стала напевать ему на ухо:
Он узнал песню. Старый знал все песни. Сыграл еще две-три и отложил гармонь.
— Знал я одного, играл, как виртуоз. Даст, бывало, с перебором, словно черешню рассыплет. Играл этот парень всеми пальцами. А по басам бегал, как жук. Не верите, клянусь богом, сам видел. Сидел рядом с ним и подпевал ему на ухо.
Уже десять часов. Продавщица хочет спать. Допиваем и собираемся уходить.
— Миша.
— Ну?
— Нечего тебе шататься по деревне. Пойдешь к жене!
— Не пойду!
— Нет, пойдешь, и я с тобой — провожу прямо до постели. Послушай, учитель, возьми мою гармонь, а я с Мишей пойду.
— Я бы взял ее, да только…
— Не спорь. Поспорим завтра.
В колхозной распивочной еще светится. Окна закрыты, но свет горит. Сквозь узкую щелочку слабый лучик врезается в темноту. Что там делают? Что там могут делать в такое время? Выхожу вечером на улицу и всегда вижу, как там горит свет. В деревне три колхозных погребка. Собственно, это частные погребки, но колхозники в них хранят вино. Колхозное вино рядом с частным. Каждый вечер во всех трех погребках горит огонь.
На окне я нашел фрукты. Такие красивые желтые абрикосы. Кто их принес?
Танцуй!
Помню, отправились мы однажды в город, у тележки сломалась ось. Я чуть не расплакался, сидя на мешке. Что теперь делать? Много машин прошло мимо, а сколько их прошло через поле и виноградники! Но никто не оглянулся, никто не помахал рукой, никто не спросил: «Тебе куда, парень?» А нам надо было на мельницу — кукурузу молоть. В конце концов мать взвалила мешок на спину, а я поволок сломанную тележку. Все это было не так давно, я еще был мальчишкой и ходил в школу в город.
Подняв облако пыли, автобус остановился. Из него вывалились люди. Даже не верится, сколько их там было. И зачем я тут стою? Прошел уже четвертый автобус, а Кама так и не приехала.
— Поможешь нам, парень?
— Почему не помочь?
Хватаю мешок за узел и шлеп его на тележку. Еще один, потом еще два.
— Ездили мы за кукурузой. Если дома не родится, приходится возить. Без кукурузы не обойдешься. Ну и дорогая ж она, стерва. Четыреста крон за центнер… Знал бы кто-нибудь? Другое дело, если б заработки были. Да где там! В колхозе уж третий год вместо доплаты получаем шиш. А в других районах давали.
Танцуй, деревня!