Словацкие повести и рассказы

— Шариков у тебя не хватает, что ли?

— Повешу на стену и буду на нее смотреть.

— Вот возьму да и стукну тебя по башке этой скрипкой.

— Попробуй! — пригрозила она. — Попробуй. Только дотронься!

Они стояли друг против друга, лицом к лицу.

— Я всегда хотела иметь в доме что-нибудь свое, только свое, — продолжала она. — До скрипки ты никогда не дотронешься! Только ради этого я ее и купила. Где там играть! Я уже не представляю, как ее и в руки-то взять.

— Какое мне дело до твоей скрипки! Подавай на стол.

Ненужная, запоздалая победа. Цвенгош уже не был над ней властен, так неожиданно пришла к нему старость.

Ева достала из духовки кастрюлю и поставила на стол. Тарелку она держала так крепко, как никогда в жизни еще ничего не держала.

В первое теплое воскресенье на поляне, пониже деревни, устраивались праздники. В полевом котле варился гуляш, в палатках продавали пиво, на огне жарились душистые колбаски. Винцент удивлялся, откуда понабралось столько молодежи. Ему казалось, что в деревне живут только старухи, которые по воскресеньям так важно шествуют в костел. Он спросил соседа и тот, смеясь, ответил: «Нашим только скажи, что будет музыка, так они готовы бежать за тридевять земель».

Винцент стал подниматься по лесной тропинке вверх. Закончив сезонную работу, он остался на лесопилке, хотя уже давно собирался быть где-то за горами, за долами. Ему не хотелось уходить: он чувствовал себя здесь, в этом укромном уголке, отгороженном от мира, очень хорошо. Долгая зимняя спячка пошла на пользу: он забыл обо всем, и теперь ему казалось, что тут, «на другой стороне его детства», жизнь начинается сызнова.

Он обошел пень. Дерево только что спилили. От центра расходились кругами годичные кольца, пересекающиеся с сердцевинными лучами. А срез был покрыт липкой сиропообразной пленкой. Винцент дотронулся до среза пальцами и вдруг увидел на другой стороне косогора Еву. Он узнал бы ее в любой толпе. Только она умела так стоять, склонив голову и плечи, словно поникший на стебле цветок. Хрупкая, потерянная в толпе, бледная, только временами вспыхивали ее глаза. Вдруг ему стало совершенно ясно: «Ведь из-за нее я и остался здесь. Я жду только ее. В жизни своей я не встречал женщины, которая бы так меня захватила».

Винцент прислонился к дереву. Издалека поглядывал на Еву и думал: «Спуститься бы сейчас вниз да и позвать ее с собой». Но тотчас же отогнал эту мысль.

«Какое-то наваждение, — размышлял он. — С тех пор как я пришел в долину, мне постоянно кажется, что я выпил колдовского зелья. Баста, пора отсюда уходить».

Он заметил, как Еву пригласил на танец какой-то мужчина. Винцент рванулся так стремительно, что чуть не наступил на змею. Он зажал ее расщепленной палкой; сдерживая свой порыв, медленно спустился вниз.

Из леса он вышел, когда танец закончился и Ева с раскрасневшимся лицом направлялась в тень. На ней было дешевое яркое платьице и какие-то странные бусы. Она увидела его только в ту минуту, когда он ради шутки бросил к ее ногам змею.

— Ну вот, теперь все, как положено. Даже змий! Совсем как в раю, — сказал он.

Она побелела словно полотно. И даже на лбу у нее выступили голубые жилки. — Ты знаешь, что означают слова: «как в раю»?

— Это вы? — спросила она с расстановкой, а глаза ее не могли оторваться от змеи, как будто та ее заворожила.

Винцент отбросил палку со змеей, и ее тотчас же схватили мальчишки.

— Это символ духовной близости!

Он сам удивился своим словам: они звучали так легко и ясно. А во всем виновато, наверное, колдовское зелье, или этот воздух, или эта долина, или она — Ева.

— Ева! — позвал он. — Ева!

— Оставьте меня, — взмолилась она, приходя в себя.

Мальчишки бросили палку со змеей в костер. Змею придавили камнем, но она еще продолжала извиваться.

— Послушай меня. Мы должны быть вместе.

— У меня муж.

— Он не любит тебя. А ты не любишь его.

— Но я ему нужна.

Она подняла на Винцента глаза. В них горел огонь, который мог выражать непреклонность, фанатизм, а может быть, просто непонимание.

— Уйдем вместе, — предложил он неуверенно.

— Уходите один. И больше не возвращайтесь.

— Это твое последнее слово?

Она посмотрела на него, и в глазах ее появилась усмешка.

— Да, первое и последнее.

В тот вечер тьма спустилась быстро, черный лес приблизился, от него веяло холодом. Винцент подошел к палатке и попросил вина.

На следующее утро он приехал в магазин раньше обычного. Подождал, пока из машины выгрузили продукты, молча наблюдал, как Ева, надрываясь, таскает их в магазин. Она запыхалась от спешки — ей хотелось поскорее закончить работу. Голова кружилась от напряжения.

А он стоял и смотрел на нее.

Когда она все перенесла, он вошел за ней, сел на ящик и приказал:

— Литр молока. Напоследок.

— Подогреть?

— Не надо. Уже тепло. Холодное вкуснее.

В ногах у него лежал темный дорожный мешок…