Словацкие повести и рассказы

Душа у железнодорожника и без того под землей в пятки ушла, а это сообщение совсем его доконало — губы у него затряслись и задергались то в смехе, то в плаче.

— Пошли низом, — лепетал он просительно и плача. Я бы с большой охотой заткнул ему глотку, потому что сказанное им было явной глупостью. Но я сдержался. Ведь ничего он не понимает в шахтном устройстве. Я только ему ответил:

— Внизу вода, насосы не работают, раз электричества нет.

Больше я не обращал на него внимания и только освещал фонарем шахтный колодец.

5

В двухстах метрах над нами взорвана шахта, в двухстах под нами — вода затапливает шахту. Я не знаю, как устроены нижние насосы, но если они остановятся, то вода начнет подниматься и будет просачиваться в любую щель. Земля размокнет и в штольнях начнутся обвалы. Одному богу известно, как поведет себя вода, если шахту отдать в ее распоряжение. Ясно, что рано или поздно вода может оказаться и здесь.

Растерянные, мы стояли, не зная, что предпринять. Грнач пытался осветить колодец, но свет недалеко уходил. Мы совершенно не знали, в каком состоянии вход в шахтный колодец. Только заметили, что троса, на котором висела клеть, уже нет. Железнодорожник стал громко молиться, не замечая, что на голове у него шапка. Металлист сидел и шарил руками по камням. Другие двое вместе с Грначем заглядывали в глубину колодца. Это были совсем зеленые ребята, растерянно смотревшие на нас.

— Ничего не поделаешь, надо попытаться выйти, — пробормотал Грнач.

— Через фарунг? — с готовностью спросил один из тех, что с Нижнего конца.

«Эх, ребятушки, — не без иронии улыбнулся я. — Кто знает, как выглядит этот фарунг наверху». Но вслух я этого не сказал, потому что в глазах у каждого светился слабый лучик надежды. Ясно, что фарунг наверху поврежден, как и вход в шахту, разве что мы окажемся ближе к свету и дальше от грозного дна шахты, где вода наверняка уже поднимается. Железнодорожник перестал молиться, когда услышал, что все-таки есть какой-то выход. Эх, божий человек, как же тебе хорошо, что ты не знаешь, что такое шахта, как знаем мы! Ты еще можешь надеяться, что выберешься на свет божий. А у нас с Грначем дело обстоит не так, да и те, с Нижнего конца, надеются лишь вполовину.

— Полезу один, — решил я.

Люди стали возражать. В конце концов один из молодых пошел со мной. Остальные стали сносить наше барахло к шахтному колодцу. На онемевшего металлиста никто не обращал внимания.

На ближайшую выемку я вышел по лестнице и стал медленно подниматься. Параллельно с колодцем, где курсируют подъемные клети, тянется вертикальный ход; до самой поверхности земли ход этот состоит из лестниц и выемок в земле: лестница — выемка, снова лестница — снова выемка. Выемка крохотная, едва на ней повернешься. Отмахаешь двадцать-тридцать ступенек, и снова на твердой земле. А потом снова лестница, и снова выемка. И так повторяется сто, двести метров. Страшно медленно сокращается расстояние. Но я сейчас этого не ощущаю. Преодолеваю лестницу за лестницей — будто мне двадцать лет. Я не чувствую усталости. Наоборот, испытываю облегчение, когда вижу, что впереди отрезок пути не испорчен и все лестницы целы. И чем выше я поднимаюсь, тем радостнее становится на душе. Молодой шахтер чувствует то же, что и я, и, когда мы сходимся, он пытается завести со мной разговор. Но я не отвечаю. Вскоре и он замолкает, будто кляп ему вставили. Он мужественно карабкается за мной по ступенькам, время от времени постукивая о них фонарем. «Только вверх, парень, — говорю я про себя. — Господь бог милостив к таким грешникам, как мы с тобой. Может, он сотворил чудо, и фарунг там, наверху, цел и невредим. Это действительно было бы настоящее чудо».

— Чудо, чудо, — шепчу я сухими губами, потому что сердце у меня начинает пошаливать. И от переполнявших меня надежд, и просто от карабканья — ведь пять десятков, не два. Но больше всего оттого, что над нами вдруг забрезжил свет.

Конечно, это не был свет в собственном смысле слова, но оба мы явно видели, что с каждой ступенькой становится светлее. Только в этом было что-то подозрительное. Я стал неторопливо карабкаться, поминутно оглядываясь по сторонам. Шахта взорвана, в этом я уверен. Стены наземных сооружений обрушились, и умирающий день заглядывает внутрь шахты. Только заглядывает. Сможем ли мы его увидеть?! Страшно подумать — всего лишь пятьдесят метров до поверхности, а ты вынужден висеть между жизнью и смертью. Пятьдесят метров! Преодолеем их — и мы спасены, мы живем, мы ходим по земле, радуемся, спим, разговариваем. Только вверх, парень, только вверх, и будь внимателен, потому что мы уже близко к свету и каждую минуту на нас может свалиться либо часть разрушенной стены, либо какая-нибудь балка.

Я остановился. Следовавший за мной шахтер ударился головой о мои каблуки. Лестницы становятся сырыми. Вода непрерывно капает. А еще выше лестница обледенела.

— Будь внимателен, на перекладинах лед, — бурчу я тому, кто подо мной.