Словенская новелла XX века в переводах Майи Рыжовой

Когда я училась на славянском отделении Ленинградского университета, нам преподавали сербский (сербохорватский) язык, сербскую и хорватскую литературу. О словенском языке и словенской литературе мы не имели ни малейшего представления, они даже не упоминались. Но случилось так, что на третьем курсе нам, студентам, попал в руки издававшийся тогда в Белграде литературный журнал, где были напечатаны произведения современных писателей. Оказались там и несколько, вероятно, только что переведенных на сербский язык рассказов Ивана Цанкара, которые настолько потрясли моего университетского друга, что он в порыве чувств тут же захотел написать их автору письмо и был очень огорчен, когда ему сказали, что писатель этот вовсе не наш современник и уже давно умер. Рассказы эти (в их числе и публикуемый в данной книге рассказ «Врзденец») очень тронули и меня, я ощутила, какой это необыкновенный, глубокий, истинно большой писатель.

Спустя несколько лет после окончания университета мне по роду работы пришлось обращаться к словенским текстам, и я, конечно, в первую очередь взялась за Цанкара — читала со словарем, кое-что понимала интуитивно. Тогда я жила и работала в Москве, и в одну из зим словенский язык нам, сотрудникам Института славяноведения, преподавал (факультативно) московский словенец, диктор Радио, осуществлявшего трансляцию на Югославию, Петер Когой. Ему хотелось пробудить в нас интерес и любовь к своему родному языку. Тогда я впервые услышала звучание словенской речи. И примерно тогда же решила писать диссертацию по словенской литературе, что впоследствии и осуществила. Меня привлекал Цанкар, но мне посоветовали взять другую тему, посвященную словенской поэзии. Цанкаром тогда уже начала заниматься Евгения Ивановна Рябова, наш первопроходец в области изучения словенской литературы; талантливый, серьезный исследователь, она внесла также большой вклад и в дело популяризации у нас этой литературы, установления научных контактов со словенскими коллегами и шире — со словенской общественностью. Делая свои первые шаги на поприще словенистики, я часто ощущала товарищескую помощь, поддержку Е. И. Рябовой, прислушивалась к ее дружеским советам.

В этот период мне начали предлагать переводы, так в мою жизнь на многие годы вошло издательство «Художественная литература». Судьба мне улыбнулась: почти все время моим редактором была Ольга Дмитриевна Кутасова, обладающая прекрасным вкусом в выборе произведений для перевода и тонким языковым чутьем, ощущением стиля. Сотрудничать с ней всегда было приятно и полезно. В самом начале некоторые мои переводы тоже очень неплохо редактировал Александр Дмитриевич Романенко, а под конец — Татьяна Кустова. Сотрудничала я и с издательством «Прогресс» (редактор — тоже очень хороший: Римма Петровна Грецкая). Так я постепенно прикоснулась к текстам Прежихова Воранца, Мишко Кранеца, Франце Бевка, Цирила Космача и других писателей, а затем и Цанкара, переводила его рассказы, роман «Чужие», а не так давно (с другим издателем, словенцем Юстом Ругелом) и «Обитель Марии Заступницы». На сегодняшний день моей мечтой остается перевести полностью роман «Крест на горе» (пока опубликованы отрывки).

В этом году вышел в свет и перевод (в соавторстве с М. Л. Бершадской) исторического романа виднейшего современного словенского писателя Драго Янчара «Катарина, павлин и иезуит».

Работать над всеми этими переводами всегда было интересно, и труд этот доставлял большое удовольствие. Ведь перевод истинно художественного произведения — это, конечно, творчество: понять, почувствовать индивидуальное своеобразие и стиль писателя, найти, подобрать присущее всему этому адекватное отражение в своем родном языке — процесс непростой, но радостный, приносящий удовлетворение. Понимание этого процесса тонко и поэтично отображено в сонетах едва ли не лучшего современного словенского лирика Каэтана Ковича «Диалог». Вот (в моем переводе) первая его часть — обращение переводчика к переводимому автору (в данном случае к поэту):

Ты — сад, взрастивший тысячу цветов,
Я стать твоим садовником дерзаю.
Ум, сердце, облик одолжить готов
Тебе, властитель! Ныне твой слуга я.

Где труд закончила твоя рука,

Начну сейчас твое преображенье,
Чтоб в колыбель чужого языка
Нести тебя для нового рожденья.

Так кто ж из нас тогда повелевает?

В итоге голос громче твой иль мой?
А, может статься, оба мы с тобой

Всего лишь точки малые у края

В том круге, где журчит язык иной,
Того, кто нами лишь играет.