Словесное древо

самому Становому. Но уже и то, что Вы написали обо мне в «Биржевых» — прибавило

мне врагов из лиро-эпических и разных протчих столичных поэтов. Так что не лучше

ли быть подальше от греха?

Низко Вам кланяюсь и извиняюсь за беспокойство.

Николай Клюев.

94. А. А. ИЗМАЙЛОВУ

Февраль? 1915 г. Мариинское, Олонецкая губ., Вытегорский уезд

Дорогой Александр Алексеевич, беспокою Вас вновь своим письмом с

приложением «Поминного причита», который очень желательно мне пропечатать и за

который больно, если он окажется негодным для «Бирж<евых> ведомостей».

Усердно прошу Вас посоветовать мне о следующем: стоит ли издавать мне мои

песни о теперешних событиях отдельной книжкой и если стоит, то не укажете ли Вы

мне подходящего издателя, т. е. такого, который бы мне заплатил за книгу и взял бы на

себя корректуру.

Кроме настоящего письма я послал Вам два предварительных со стихами: «Гей,

отзовитесь, курганы», «Рыжее жнивье» и «Кабы я не Акул иною была».

С искр<енним> уваж<ением> Николай Клюев.

Мариинск<ое> Олонецкой губ., Вытегорского уезда.

95. В. С. МИРОЛЮБОВУ

17 марта 1915 г. Олонецкая губ., Вытегорский уезд

Дорогой Виктор Сергеевич, напишите два слова, — я болен и одинок — давно

послал Вам письмо со стихами под названием «Избяные песни». Как Вы живете? Как

журнал? Мне страшно тяжело, дорогой Виктор Сергеевич! В последних моих к Вам

письмах были нехорошие строки — в них я любовался собой как поэтом — простите

меня, Бога ради, за них — они написаны не из совести, а по подсказу со стороны —

людьми жестокосердными и стоящими вне матери-жизни. Я во многом провинился в

последнее время, но теперь болен и казню вдобавок себя за провинки - за измены своей

природе ради похвалы глупых - ничего не смыслящих в жизни - людей. Если

теперешнее мое состояние пройдет болезнью — то я спасен, если же и болезнь не

выручит, то надеяться не на что — больше меня как поэта существовать не будет. Еще

раз усердно прошу об ответе. Целую Вас, как отца родного.

Николай Клюев.

96. А. В. ШИРЯЕВЦУ

4 апреля 1915 г. Олонецкая губ., Вытегорский уезд

Любезный друг и поэт любимый! Сегодня узнал, что письмо, посланное тебе

недавно по бабе для отправки на почту, утеряно бабой, и вот пишу вновь. Так тяжело

себя я чувствую за последнее время, и тяжесть эта особенная, испепеляющая, схожая

со смертью: не до стихов мне и не до писем, хотя и таких дорогих, как твои. Измена

жизни ради искусства не остается без возмездия. Каждое новое произведение —

кусочек оторванного живого тела. И лжет тот, кто книгу зовет детищем. Железный

громыхающий демон, а не богиня-муза — помо-га поэтам. Кто не молится демону, тот

не поэт. И сладко и вместе нестерпимо тяжело сознавать себя демонопоклонником.

Твоей муке я радуюсь — она созидающая, Ванька-Ключник сидит в тебе крепко, и если

он настоящий, то ты далеко пойдешь. Конечно, окромя слов «боярин, молодушка, не

замай, засонюшка» необходимо видеть, какие пуговицы были у Ванькиной однорядки,

каков он был передом, волосаты ли у него грудь и ляжки, были ль ямочки на щеках и

мочил ли он языком губы или сохли они, когда он любезничал с княгиней? Каким

стёгом был стёган слёзный ручной платочек у самой княгини и употреблялись ли

гвозди при постройке двух столбов с перекладиной? И много, страшно много нужно

148

увидеть певцу старины... У нас теперь весна, жавор<о>нки поют, уток налетело на

плёса дочерна.

Как у вас в Бухаре? Выезжаешь ли ты в Россию? Если выезжаешь, то когда будешь

в Петрограде? Приблизительно с половины мая меня не будет тоже в здешних местах, и

если ты будешь писать, то адрес: Чуровское, Новгородской губернии, Елене Голубовой

для Н. А. Клюева. Н. А. необходимы.

Читал ли ты «Ананасы в шампанском» Игоря Северянина? И что про них скажешь?

Многие его стихи в «Громокипящем кубке» мне нравятся. Не слышал ли ты п<р>о

Константина Липскерова - он живет где-то в Бухарщине, кажется, в Самарканде, и

пишет чудесные стихи про Азию — и печатает в «Северных записках». В стихах Лип-

скерова истинная красота и истинная оригинальность. Как тебе показались «Избяные

песни» в мартовском № «Ежем<емесячного> жур<-нала>»? В твоем последнем письме

есть слова про Невский проспект, что не скит, а он прельщает тебя. Слова эти родили

во мне что-то недоброжелательное, что-то... но неужели это ревность? И неужели ты

становишься моей новой болью? Если это так, то в этом есть опасность, но есть и

возможность испить восторг горький. Сейчас нет слов во мне передать это, и не всё

принимает бумага. Присылай свои песни — но издавать их, пока война, я не советую.

Мои военные песни имеют большой успех и почти каждая вызывает газетные обсуж-

дения, но издателя им как в столицах, так и в провинции, я не нашел. Желаю тебе песен

могучих и молодых красных улыбок и ярых кудрей — мой Александр, мой братик, мой

поэт кровный!

Твой искреннейший друг и ласково любящий брат

Николай Клюев.

4 апреля. 1915 год.

Напиши мне, что за сапоги у сарта, что сидит на осле - на открытке? Они поразили

меня сходством с сапогами царя Алексея Михайловича, что я видел в Москве в палатах

бояр Романовых. Цветные ли эти сапоги али черные? Ес<ть> ли на переде шнуровка?