Словно мы злодеи

– Пульс у него совсем неровный, – быстро и тихо произнес Джеймс. – Его в больницу надо. Кто-нибудь, идите вниз, звоните в скорую. И, кто-нибудь, соберите всю эту дрянь.

Он кивнул в сторону пузырьков под кроватью.

Колин, баюкавший мокрую от пота голову Александра на коленях, побледнел.

– Нельзя же это все отправить в больницу – ты хочешь, чтобы его исключили?

– А ты предпочтешь, чтобы он умер? – огрызнулся Джеймс.

Колин не успел ответить, тело Александра свело судорогой, зубы сжались, мышцы задергались.

– Делаем, как он сказал, – распорядилась Мередит. – Кто-нибудь, быстро к телефону.

Она присела рядом с Джеймсом и стала выгребать пузырьки из-под кровати. Александр застонал, заскреб рукой по полу. Колин схватил его руку, крепко стиснул, слегка качнулся вперед. Рен забилась в угол и сжалась там, обхватив себя руками; казалось, ее тошнит. Мой желудок пытался выйти через рот.

Филиппа ухватила меня за руку.

– Оливер, можешь…

– Да, я пошел, присмотри за Рен.

Я выскочил из комнаты и помчался вниз по лестнице на негнущихся, не слушающихся меня ногах. Сорвал трубку и набрал 911.

Ответили. Женский голос. Равнодушный. Деловой.

– Девять-один-один, что у вас случилось?

– Я в Замке на территории школы Деллакера, и нам срочно нужна скорая.

– Какого рода происшествие? – такая спокойная, такая холодная. Я боролся с желанием заорать на нее: «Срочно! Вам это что-нибудь говорит?» – Какая-то передозировка, не знаю. Присылайте помощь, быстро.

Я уронил трубку, дал ей выпасть из моей руки, рывком натянуть провод и закачаться на нем, как повешенный на веревке. Я слушал жестяной голос в телефоне, далекие звуки отчаяния и волнения наверху и думал только одно: почему? Почему наркотики, почему передоз, что он наделал что наделал что наделал что наделал? Обратно наверх я пойти не мог, но и на месте стоять не мог, меня ужасало то, что я могу сказать, когда полиция и парамедики начнут задавать вопросы. Я оставил трубку висеть и распахнул дверь, не взяв ни куртку, ни шарф, ни перчатки – ничего.

Идя по дорожке, где гравий, как мелкие льдинки, колол мне ноги сквозь носки, я набрал скорости. Когда я ступил на землю – покрытую грязным одеялом лежалого снега и сосновых иголок, – то уже бежал во всю мочь. Сердце тяжело колотилось на холоде, кровь ломилась по венам, грохотала и шумела в ушах, пока плотину в пазухах не прорвало и кровь снова не полила у меня из носа. Я бежал напрямик через лес, ветки и шипы рвали мне лицо, руки и ноги, но я их едва чувствовал, мелкие уколы боли терялись в рычании и реве паники. Я свернул с тропы, углубляясь в лес, так глубоко, что не знал, смогу ли найти дорогу обратно, настолько глубоко, чтобы меня никто не услышал. Когда мне показалось, что у меня сейчас лопнет сердце или легкие, я упал на четвереньки на заледенелые листья и стал выть на деревья, пока у меня не оборвалось что-то в горле.

Сцена 9

Утром во вторник нас было на занятиях всего четверо: Джеймс, Филиппа, Мередит и я. Александр еще не вернулся из реанимации в Бродуотерской больнице – хотя был стабилен, по крайней мере нам так сказали. Нас всех по одному выдергивали в понедельник с занятий, чтобы провести психологическое освидетельствование. Школьный психолог и врач из Бродуотера по очереди задавали назойливые вопросы о нас, о других, о нашей общей истории злоупотребления веществами. (Уходили мы, снабженные брошюрами об опасности употребления наркотиков, и нам строго напоминали, что посещение грядущего семинара о вреде алкоголя обязательно.) Помимо обычных проблем – стресса и переутомления, – и у Джеймса, и у Рен, насколько я понял из того, что подслушал у дверей кабинета Холиншеда по дороге в туалет, наличествовали признаки посттравматического стрессового расстройства. Рен взяла освобождение от занятий еще на день, чтобы отдохнуть, но, когда я предложил Джеймсу тоже так сделать, он сказал:

– Если я на целый день запрусь один в Замке, то с ума сойду.

Я не стал с ним спорить, но оказалось, что в Пятой студии у него дела шли не лучше.

– Что ж, – сказала Гвендолин, как только мы расселись. – Я не думаю, что сегодня кто-то готов к новому материалу, и к тому же вас слишком мало. Завтра мы это занятие повторим.

Она сочла верным проработать проблемные сцены «Лира», на тщательный разбор которых на репетициях не хватало времени.

Мы с Джеймсом час наблюдали, как Гвендолин впивается когтями в Мередит и Филиппу, ища искорки подлинного сестринского соперничества, чтобы раздуть из них пламя для сцены. Работа была не из легких; Мередит едва знала своих братьев, а Филиппа говорила, что у нее никого нет. (Я до сих пор не знаю, правда ли это.) Гвендолин вывела меня из ступора, спросив о моих сестрах: не та тема, на которую мне тогда – да и вообще когда-либо – хотелось поговорить. Она едва не проболталась, что я – новый уборщик в Замке, и милосердно перешла к другому предмету. Загрузив девочек до закипания мозгов, она дала нам пять минут перерыва и велела Джеймсу и Мередит прийти готовыми ко второй сцене четвертого акта.