Словно мы злодеи

– Рождество. – Я отворачиваюсь в сторону леса. Теперь Замок близко, Башня вздымается из крон, ее длинная тень падает на покосившийся лодочный сарай. – Тогда-то все и пошло под откос.

– С чего это началось? – спрашивает он.

– Оно к тому времени уже началось.

– Тогда что изменилось?

– Мы разделились, – сказал я. – Джеймс уехал в Калифорнию, Мередит – в Нью-Йорк, Александр – в Филадельфию, Рен – в Лондон, Филиппа… кто ее знает куда. Я вернулся в Огайо. Наше совместное заточение в Замке, с чувством вины и призраком Ричарда, было по-своему ужасно. Но когда мы оторвались друг от друга, разлетелись по всему миру и остались с этим один на один – вот это оказалось хуже.

– И что случилось? – спрашивает он.

– Мы раскололись, – произношу я, но это звучит как-то неправильно. Не было в этом ничего простого или чистого, как осколок стекла. – Но не разбились, пока не воссоединились.

Сцена 1

Рождество в Огайо было чудовищным.

Я выживал четыре дня до него, поддерживая состояние умеренного опьянения и вступая в разговор, только когда ко мне обращались. Сочельник прошел гладко, но рождественский обед (увлекательный сиквел обеда на День благодарения два месяца назад) обернулся скандалом, когда Кэролайн вышла из-за стола и подозрительно долго отсутствовала, а отец застукал ее в туалете, где она смывала съеденное в унитаз. Три часа спустя она и родители орали друг на друга в столовой. Я сбежал с места происшествия и уже укладывал чемодан, раскрытый посреди неубранной постели. Скатал в комок пяток шарфов и столько же пар носков, бросил их внутрь.

– Оливер! – Лея стояла на пороге, всхлипывая, как и последние десять минут. – Ты не можешь сейчас уехать!

– Иначе никак. – Я сгреб со стола стопку книг и свалил их поверх шарфов. – Я этого не вынесу. Мне нужно отсюда сбежать.

Голос отца грохотал сквозь полы снизу, и Лея заскулила.

– И тебе тоже. – Я оттолкнул ее с дороги, снял куртку с крючка на двери. – Уйди к подружке или еще куда-нибудь.

– Оливер! – взвыла Лея, и я отвернулся, не в силах смотреть на ее сморщенное, как у младенца, блестящее от слез лицо.

Я кинул в чемодан кучу одежды – грязной, чистой, я понятия не имел, и это было неважно – и захлопнул крышку. Молния без труда проехала по его боку, потому что я положил только половину того, что привез. Внизу в две глотки заходились мать и Кэролайн.

Я натянул куртку, сдернул чемодан с кровати, едва не отдавив сестре ногу.

– Ладно, Лея, – сказал я. – Ты должна меня выпустить.

– Ты меня просто бросишь?

Я сжал зубы, борясь с приливом вины, поднявшимся из живота, как желчь.

– Прости, – сказал я, потом отодвинул ее и вышел.

– Оливер! – крикнула она, перевесившись через перила, когда я помчался вниз по лестнице. – Куда ты поедешь?

Я не ответил. Я не знал.

Стащив чемодан по подъездной дорожке, припорошенной снегом, я стал ждать на обочине такси, которое вызвал, прежде чем начать укладываться и думать, что вообще теперь делать. Кампус Деллакера был закрыт на каникулы. Позволить себе снять номер в гостинице Бродуотера или купить билет на самолет до Калифорнии я не мог. Филадельфия была недалеко, но я еще остаточно злился на Александра и не хотел его видеть. Филиппа была бы лучшим вариантом, но я понятия не имел, где она и как с ней связаться. Я доехал на такси до стоянки автобусов, откуда позвонил из автомата Мередит, объяснил, что случилось, и спросил, в силе ли еще ее предложение от Дня благодарения.

В рождественскую ночь автобусов не было, мне пришлось шесть часов сидеть у стоянки, содрогаясь от холода и сомневаясь в своем решении. К утру я так заледенел, что мне стало все равно, насколько неправильно я поступаю, и я немедленно купил билет до терминала в Нью-Йорке. Почти всю дорогу я проспал, прижавшись лицом к грязному стеклу. Когда мы прибыли, я снова позвонил, и Мередит дала мне адрес в Верхнем Ист-Сайде.

Ее родители, старший из двоих братьев и его жена опять уехали в Канаду. Даже когда дома были я, она и Калеб (средний из детей, неженатый, который, вопя и брыкаясь, разменивал третий десяток), квартира казалась пустой и нетронутой, как декорация из сериала. Мебель в ней стояла дорогая, стильная и неудобная, все было оформлено в ослепительно-белых и тусклых графитово-серых тонах. В гостиной эстетику Architectural Digest слегка нарушали вещественные доказательства обитаемости: том «Костров амбиций» с загнутыми углами страниц, полбутылки вина, пальто от Армани, небрежно брошенное на подлокотник дивана. Единственным признаком недавнего праздника была менора с четырьмя сгоревшими наполовину свечами, косо стоявшая на подоконнике («Евреи из нас – отстой», – объяснила Мередит).