Словно птица

Потом медсестра начинает рассказывать про папу, говорит, что скоро его стабилизируют. Она объясняет все в подробностях, произносит много непонятных слов.

— Мы позвонили твоей маме, — говорит она. — Она скоро приедет.

— А как вы узнали ее номер?

Она удивленно моргает.

— Ты сама нам сказала.

Не помню, чтобы я хоть что-то ей говорила. Медсестра объясняет, что за иглы втыкали папе в руку, что происходило в машине скорой помощи, но я никак не могу сосредоточиться, чтобы понять ее слова. Не знаю, как долго она так со мной разговаривала, но кажется, будто не прошло и минуты, как в комнате вдруг оказались мама и Джек, и вот они уже обнимают меня. Потом оглушают вопросами. Мама тут же начинает плакать, но я сейчас плакать не могу. Почему-то не получается.

Доктор выводит маму из комнаты, чтобы поговорить с ней о папе. Я прижимаюсь к брату. В нормальном состоянии я так не поступаю, но я настолько утомлена… И он не отодвигается. Кажется, пытается сдержать слезы, и это вообще удивительно. Не помню, когда я в последний раз видела, чтобы Джек плакал. И говорит он тихим и очень высоким голосом:

— Я бы совсем растерялся. Ну, сегодня, если бы все это случилось при мне.

Я закрываю глаза. Хорошо бы уснуть, но я знаю, что не получится. Мне хочется, чтобы все это куда-нибудь исчезло, хочется представить, что я снова дома и лежу на кровати тем холодным утром перед появлением лебедей. За дверью мама о чем-то переговаривается с доктором. В глубине души мне совершенно не хочется знать, о чем они говорят. Но Джек напряженно прислушивается. Я фокусирую внимание на тошнотворно сладком запахе оранжевой жидкости, на том, как мои пальцы сжимают мягкий пластик стаканчика.

Мама заходит в комнату с чашками чая. Пить я не хочу, но приятно держать в руках что-то теплое. А еще приятно избавиться от этого сладковатого запаха.

— Теперь нужно просто ждать, — говорит она. — Его пытаются стабилизировать.

Мамины глаза покраснели и опухли, и говорит она почти шепотом.

— С ним все будет хорошо? — спрашиваю я.

И отодвигаюсь от Джека, чтобы посмотреть на маму.

Она быстро кивает:

— Конечно.

Но я не слышу уверенности в ее голосе.

Глава 11

Мы ждем там несколько часов. По крайней мере, так мне кажется. У нас быстро заканчиваются темы для разговора, и мы просто молча сидим рядом. У меня из головы никак не идет папино лицо в машине скорой помощи. Ужас в его глазах. Я пытаюсь думать о школе, о лебедях, даже о Саскии. Но ничто не помогает. Мысли постоянно возвращаются к папе. Входит другая медсестра и спрашивает, будем ли мы ждать и дальше. Мама смотрит на нас вопросительно, и мы киваем. Тогда медсестра приносит нам еще чая.

Джек отпивает пару глотков и встает.

— Мне нужно пройтись.

Приподняв бровь, он смотрит на меня, а я — на маму.

— Останусь на посту, — говорит она. — Не забудьте телефоны.

Я выхожу вслед за братом в приемное отделение. Там около двадцати человек. Я сразу чувствую на себе их взгляды. Стараюсь не пялиться на девочку, которая высоко поднимает руку, замотанную окровавленной тряпкой. Вокруг нее суетится кучка людей, они тихо переговариваются. У меня нет никакого желания слушать их разговор, но несколько слов до меня все же долетает: «Авария… сотрясение… с ним все будет в порядке?»

Джек останавливается у столика с журналами и начинает их перебирать. Увидев табличку с просьбой выключить мобильные телефоны, я засовываю свой поглубже в карман и иду дальше по отделению. На стенах — плакаты о вреде наркотиков и о том, как важно мыть руки. В автоматах многое уже раскупили, а шоколадных батончиков нет совсем.

Перед тем как свернуть в коридор, я оглядываюсь и смотрю на Джека. Он поднимает голову.

— Пойдешь? — спрашиваю я одними губами.

Он показывает мне журнал и качает головой.

— Я скоро вернусь, — говорю я и двигаюсь вперед. Не понимаю зачем. Просто кажется, что от ходьбы мне становится лучше, а еще я хочу уйти отсюда подальше, побыть хоть немного наедине с собой. Такое ощущение, будто у меня в горле застрял какой-то огромный комок или, наоборот, какая-то волна, которая хочет выплеснуться наружу. Мне нужно посидеть в тишине. Одной. Но в этом коридоре нет кресел. Только широкие блестящие полы и бледно-персиковые стены. Я уже думаю повернуть назад, но тут замечаю в конце коридора какой-то проход. За ним что-то происходит.

Я делаю несколько шагов и оказываюсь в битком набитом холле. По периметру — несколько магазинчиков, напротив меня — кафе. На стене — большой экран, на нем мелькают строчки, как будто расписание автобусов. Я останавливаюсь посреди всей этой суеты и удивленно моргаю. Люди повсюду: пациенты в пижамах, медсестры со стаканчиками кофе в руках, дети. Никто меня не замечает и даже не смотрит на меня.