Заняться мне больше было нечем, поговорить – тоже не с кем. В конце концов я отправилась за Библией матери, прошла через прихожую и устроилась в большой гостиной, с ее обитыми потрепанным голубым плюшем стульями, пообещав себе прочитать ее от корки до корки. Здесь было не так холодно, как в малой гостиной, толстый турецкий ковер на полу и стопки бумаги, громоздившиеся на подоконниках, создавали иллюзию тепла.
В доме воцарилась тишина, и я без помех могла предаваться чтению, но мне не давала покоя мысль о том, что с мистером Тримблом что-то не в порядке. Прочитав четыре раза подряд один и тот же стих из Третьей книги Моисеевой, я закрыла Библию и вернулась в малую гостиную. Мистер Тримбл поднял голову и, увидев меня, встал.
Я кивнула, и он вновь опустился на место.
– Знаете, мне вдруг стало интересно – вы не скучаете по Новой Зеландии и своим овцам?
– Скучаю. Да.
– Я могу спросить, почему вы вообще решили вернуться в Англию?
Он выразительно приподнял бровь, склонив голову к плечу:
– Есть вещи, которые приходится делать не потому, что хочешь, а потому, что должен.
Я скопировала его приподнятую бровь.
– Данные обещания приходится выполнять, рано или поздно. Я стал жертвой неблагоразумного прошлого, мисс Уитерсби.
– Итак, вы намерены оставаться здесь, с нами, до тех пор, пока…
– Ваш отец говорит, что я пробуду здесь до тех пор, пока вы не выйдете замуж. Так что, если вам так уж хочется избавиться от меня, то быстрее всего этого можно добиться, подыскав себе супруга.
Я презрительно фыркнула. Было нечто странное в его ответах на мои вопросы.
– Если вы дали обещание, которое заставило вас вернуться в Англию, к чему вообще было уезжать в Новую Зеландию? – Собственно, о первопричине своего отъезда он не упомянул ни разу за время нашей с ним переписки.
– Потому что там с овцами открывались большие перспективы.
Овцы. Овцы и мой
– По правде говоря, подобная мысль представляется мне настолько абсурдной и нелепой…
– Как и моей матери. Она бы предпочла, чтобы я… – Он так быстро и неожиданно оборвал себя на полуслове, что едва не поперхнулся.
– Предпочла бы, чтобы вы что?
– Ничего.
– Если ваша матушка еще жива, я бы подумала, что вы предпочтете остановиться у нее, а не у нас.
– Но ведь вы не знаете мою мать, не так ли?
– Нет.
– В таком случае, советую вам оставить свое мнение при себе. – И он вновь взялся за перо, словно давая понять, что разговор на эту тему закончен.
– Я бы подумала, что ваша мать хочет, чтобы теперь вы вернулись домой, раз уж вы снова оказались в Англии.
– Уверяю вас, моя мать желает видеть меня не больше, чем я ее. Если она никогда не узнает о том, что нога моя вновь ступила на землю Англии, я буду просто счастлив.
– А она имеет какое-либо отношение к данному вами обещанию? – Все это было так загадочно и непонятно. – Казалось бы, что после… Сколько вам лет, мистер Тримбл?
– Мне – двадцать четыре года.
– Казалось бы, после стольких лет вы должны были научиться находить с ней общий язык.
– Или она со мной? – Он растянул губы в улыбке, но в ней не было веселья. – Казалось бы.
После обеда я отправилась в малую гостиную, вознамерившись приглядывать за мистером Тримблом. И вновь мне не удалось сосредоточиться на Библии. В голове у меня вертелась мысль о замужестве. Я вдруг обнаружила, что не стану возражать против того, чтобы
Звякнул дверной колокольчик. Я встала прежде, чем успела сообразить, что меня больше это не касается, и вернулась на диван.
Колокольчик зазвонил вновь.
Я преувеличенно громко откашлялась, привлекая внимание мистера Тримбла:
– Вы разве не собираетесь отвечать?
Мистер Тримбл с недоумением воззрился на меня:
– Отвечать на что?
– На звонок. Это – одна из тех вещей, которые раньше делала я, но не собираюсь делать теперь.
– Едва ли тот факт, что вы ответите на звонок и сейчас, помешает вам в поисках мужа.
– Как знать? Я никогда раньше не занималась подобными поисками, а потому ни в чем не могу быть уверена.
Он со вздохом отложил в сторону увеличительное стекло и величавой поступью проследовал в холл. Без видимых усилий распахнув дверь, он обменялся несколькими словами с кем-то, после чего захлопнул ее. Возвращаясь на свое место, он небрежно швырнул мне на колени письмо.