Словно распустившийся цветок

 Со стороны могло показаться, что он нарочно старался опоздать, а во время причастия так и вовсе едва передвигал ноги по центральному проходу, зато первым вскочил со скамьи, едва пастор покончил с благословением. Выйдя из церкви, он устремился в обратный путь с такой скоростью, что мы с отцом с трудом поспевали за ним.

 — Мистер Тримбл! – окликнула я его, поскольку он опередил нас не меньше чем на дюжину шагов. – Не могли бы вы идти немного помедленнее?

 Он сбился с шага и, похоже, весьма удивился, заметив, что мы отстали.

 — Прошу простить меня. – Он подождал, пока мы не догоним его, после чего пошел рядом с нами.

 — Хотя беседы о состоянии моего собственного здоровья или погоды не кажутся мне особенно поучительными, вам не стоит опасаться обитателей Оуэрвича. Они были очень добры к нам.

 Он надвинул шляпу на уши, когда мы сошли с дороги, пропуская несколько лондонских экипажей.

 — Меня беспокоят отнюдь не жители Оуэрвича.

 Сам собой напрашивался вопрос о том, что же тогда его беспокоит, но тут они с отцом завели разговор о гранках и мне пришлось оставить свое любопытство при себе.

* * *

 В понедельник утром я проснулась с тягостным предвкушением грядущих неприятностей. Мне смертельно наскучило расхаживать в платьях, которые не давали мне вздохнуть полной грудью. Ноги у меня болели от узких и тесных туфель, и я была по горло сыта обществом людей, с которыми не знала, о чем говорить.

 После завтрака я обнаружила, что роюсь в выдвижных ящиках письменного стола мистера Тримбла.

 Войдя в малую гостиную, он застыл у порога:

 — Могу я помочь вам отыскать что-либо?

 — Нет, благодарю. Я просто… смотрела.

 — Мое предложение о помощи по-прежнему остается в силе.

 — Обычно наша корреспонденция лежала здесь. – Я положила ладонь на стол в том месте, где раньше всегда высилась стопка писем и посланий на букву «К»[48], причем самые старые лежали внизу.

 — А-а. Да. Но я обнаружил, что мне трудно уяснить, на какие письма был дан ответ, а какие все еще ждут своего часа, посему я перенес те, ответ на которые был уже отправлен, вон туда, на полку. – Он кивнул на буфет. – А те, на которые ответить еще предстоит – то есть самые последние, – я сложил вот сюда. – И он кивнул на проволочную корзину на столе.

 — Понятно. – С деланной небрежностью я медленно переместилась к корзине и попыталась незаметно просмотреть ее содержимое.

 — Вы ищете что-либо конкретное?

 — Нет. Я просто… смотрю.

 — Уверяю вас, если бы вам пришло какое-либо письмо, я бы немедленно сообщил вам об этом.

 Ага, после того, как прочел бы его.

 — Полагаю, вы изрядно запустили отцовские записи.

 — Не особенно.

 — Правда?

 — Правда. Мы сочли, что будет лучше, если в конце рабочего дня он станет читать свои записи мне. Таким образом, у него остается собственный экземпляр, а я вкладываю читабельную копию в его папку.

 — У него появилась папка?

 — Вы имеете в виду, помимо груды бумаг под литерой «W»[49]?

 Я одарила его сердитым взглядом.

 — Я собрал все его работы и сложил их в шкаф.

 — А он знает об этом? Не представляю, как это он позволил вам разбирать его записи, не говоря уже о том, чтобы перекладывать их куда-то. – А если он их видел, то не мог не догадаться, что не отец писал ему письма все эти годы!

 — Мы с ним сошлись на том, что, раз уж я храню все его труды, то и привилегия работы с его записями тоже должна распространяться на меня. Впрочем… если это не слишком вас затруднит, мисс Уитерсби, вы могли бы помочь мне.

 — В чем именно?

 — Если бы вы могли… – Он взял какой-то отчет с полки, на которой был прикреплен ярлык «Корреспонденция, на которую ответы уже даны», и положил его на стол передо мною. – Мне нужна помощь в расшифровке этого документа.

 — Расшифровка? Чего?

 — Почерка вашего отца.

 Сердце у меня ушло в пятки, когда я поняла, что он все-таки разгадал мою тайну.

 — Нет ли какого-нибудь специального шифра, который он использует, когда делает эти условные знаки? Почему-то во время переписки с ним я не сталкивался с этими проблемами.

 — Условные знаки? – Я склонилась над заметками и почувствовала, как улучшается мое расположение духа, пока я читала заметки отца относительно проводимых им исследований. – Полагаю, можно сказать, что это написано с применением фамильной скорописи Уитерсби.

 — В таком случае, я не ошибся, сочтя их совершенно нечитабельными.

 Я подтолкнула лист бумаги обратно к нему:

 — Вовсе нет.

 — Вы не могли бы оказать мне любезность и сделать перевод?

 — Здесь нет никакого дословного шифра. Собственно говоря, это даже не скоропись в полном смысле слова. Эти значки обозначают сформированные теории и мысли, над которыми трудились несколько поколений Уитерсби.

 — Понятно.

 — Не думаю, что вам что-либо понятно, мистер Тримбл. Скажу откровенно, что не вижу, какую пользу вы можете здесь принести.

 — А вот я, напротив, полагаю, что понял, какой смысл вы вкладываете в свои слова. Но до тех пор, пока ваш отец не выразит мне свое недоверие, я буду помогать ему.

 Он подошел к столу, уселся за него и принялся усиленно делать вид, будто работает.