Слово

— Он по всем заимкам прошел, все книги собрал, — вставил Иван. — Он, больше некому…

— Тем более, — вздохнул прокурор. — Взял брошенное. Видите, гражданочка, книги — ценность особой категории…

— Да! Особой категории! И потому я прошу вас вмешаться! — повысила голос Анна. — Мошенник собирает древние книги, которые давно уже принадлежат государству!

— Но где записано, что они принадлежат государству, а не частным лицам? — спросил прокурор, не теряя выдержки. — Покажите мне такой документ.

Анна сжала кулаки, отвернулась.

— Ты займись-ка этим… мошенником, — сказал прокурор Глазырину. — Проверь, что за деятель там появился.

— Сделаю, — кивнул Глазырин. — Деятель, похоже, интересный.

— Ну вот, — заключил прокурор. — Когда милиция проверит, тогда и разговор продолжим.

— Тогда книг уже не будет! — бросила Анна.

Прокурор снова пробежался пальцами по шраму.

— Интересно… Я десять лет в милиции проработал, семь — судьей и уже пять — прокурором, а сталкиваюсь с таким делом первый раз… А книги у Власова лежат?

— Лежат, — сказал начальник милиции. — Сам видел, в кадках.

— Да… А изъять — нет оснований. Они, эти книги, здесь у каждого второго… Ты смотри, Глазырин, не мудри там, — предупредил прокурор, уходя, — а то точно жалоб не оберешься.

После его ухода начальник милиции снял с вешалки фуражку, расправил ее, сел.

— Вот что, странники, — сказал он, раздумывая. — Пимен Власов выпить не промах. Правда, только не на свои… А выпивший — он хвастун и трепло. — Глазырин взглянул на Ивана. — Мне, как видели, прокурор запрещает мудрить. У меня служба, инструкции. — Он встал, надел фуражку. — Переночевать можно у меня, а я в отдел пойду.

— Нам нельзя у вас, — сказала Анна. — Мы в гостиницу…

— Конспирация, — улыбнулся Глазырин. — В этом есть смысл… Раз так, то до завтра. Только меня держите в курсе дел.

Взвалив рюкзаки, стараясь быть незамеченными, они вышли со двора начальника милиции и пошли к гостинице…

Иван Зародов пришел к избе Власова сразу же после открытия магазина, в девятом часу утра. Постучал.

— Э! Хозяин! Есть кто живой?

В избе была тишина. Из приоткрытой двери выглядывал серый кот и жмурился на солнце.

— Хозяин! — позвал Иван. — Дай стаканчик! Ну, не могу я так!

Наконец в избе заскрипели половицы, но скрипели так, словно по ним не шли, а ползли, — медленно, протяжно, мучительно. Потом затарахтели дверные петли, и в проеме показался заспанный, взлохмаченный Пимен Власов. На нем были широкие брезентовые штаны на резинке, расстегнутая косоворотка и опорки от валенок. Пимен пнул кота, тот побежал через улицу.

— Чего? — хрипло спросил он.

— Слышь, хозяин, стаканчика, говорю, не найдется? Ну не могу я из горла, вечером могу, а утром не могу. Дай стаканчик!

— Алкаши проклятые, — заворчал Власов, — как утро, так гужом прете. Я уж столько стаканов передавал — счету нет… И чего вы ее жрете? Чего вы в ней находите?

— Так башка болит, — жалобно сказал Иван. — Вчера по литре на рыло приняли. Не дай пропасть, хозяин.

— Эх, а молодой парень, — пожурил Пимен Аверьяныч. — По литре… Ну вот заглотаешь ты с утра, и какой потом из тебя работник? Опять целый день дурака валяет.

— Ну, хозяин, — заныл Иван. — Не ругайся… Дай стаканчик… И хлебца, занюхать…

Власов сжалился. Скрывшись на минуту в избе, вынес стакан и кусочек хлеба, но такой, что и занюхать не хватит.

— На, жри, — сунул в руки. — Токо здесь, а то упрешь стакан… Дружки, поди, за углом дожидаются?

— Жди! — обрадованно махнул рукой Иван. — Дружки, известное дело, наелись вчера за мой счет, а теперь слиняли…

— Так-так, — подтвердил Пимен Аверьяныч. — За чужой счет все мастаки…. Ну, зайди во двор, чего у ворот-то пить?

Иван вошел во двор, присел под забор, в тень. Трясущимися руками вынул из-под рубахи бутылку «Московской», выдернул пробку.

— Слышь, хозяин, а я один не могу, — сказал он. — У одного душа не принимает. Тащи еще стакан.

— Я не потребляю, — сказал Пимен. — Мне на работу к девяти.

— Да брось ты, — поморщился Иван. — По махонькой-то ничего. Мы ж не пьянки ради, а чтобы вкус не забыть. Кончай ломаться, при стакан, дергаем и разбегаемся.

— Э-эх, — ворчливо протянул Власов. — Дал стакан, так еще недоволен, еще кандибобер строит… Ладно, сейчас.

Он принес второй стакан, вытер его подолом рубахи.

— Токо чуть на донышко…

Иван щедро налил ему полстакана, потом себе.

— Давай!

Выпили. Иван сморщился, зажал руками рот и, скрючившись, уткнулся головой в заплот.

— Чего? — испуганно спросил Власов, осушивший свой стакан одним глотком.

Иван помахал рукой, простонал:

— Первая всегда так идет…

— Так-так, — согласился Пимен, присаживаясь рядом на корточки. — Я вот думаю: откуда люди деньги берут, чтобы каждый день вот так пить? Тут работаешь, угробляешься, можно сказать, а получил сотню новыми — куда ее? Кусать-то тоже что-то надо.

— А, — отмахнулся Иван. — Деньги — ерунда. Деньги — дерьмо, для человеческого разврата созданы. Деньги надо зарабатывать уметь.

Он налил еще. Выпили.