Слово

Смысл и опора, заповедь и плацдарм,

и поминальная песня в рассветный час.

Если ты парус, он рвет тебя на куски,

яростно треплет в просвете подгнивших рей.

Он же – наполнит, домчит до святой земли,

опережая лучшие корабли.

Нот, Аквилон, Иапиг, Зефир, Борей…

Внутренности иссушает жар созидать,

в горле комок из крика и слез застыл.

против химер одобрения большинства

ты обрываешь связи и жжешь мосты.

Если ты Амундсен – он твой безликий рок.

Вечная песня и вечная слава в нем

Тянет незримо, крюком зацепив нутро.

В траурном небе благостно и светло,

и дирижабль истончается в окоем.

Ты отправляешься в дикую злую даль,

чтобы сказать о том, что не вызнать им.

Ищешь ответов, спасения и родства

в смыслах и правдах блуждающий пилигрим.

Если ты инок, то он защитит от зла,

к первопрестольной истине причастит,

пыл охладит покорно склоненного лба.

Ну, а потребует надобность – ляжешь сам,

на окропленный кровью его гранит.

Всем изуверствам и ужасам вопреки

соль откровений, неведомая страна,

за горизонт ускользает, как ни беги.

Серая будничность тягостна и тесна.

Тайная суть назначения – это Путь –

то, для чего мы приходим в бескрайний мир.

Ведомо каждому… в сущности – никому.

Сонная праздность затягивает в уют,

уничтожая выбранный ориентир.

Он – траектория, твердая колея –

то, что тебя образует и создает.

Вящая смелость – поверить в него, принять.

Все что тогда остается – идти вперед.

Слово

Вот новая сказочка: город остроугольный

в дрожащий канал беспомощно опрокинут.

Под ним простирается прочная сеть созвездий,

над ним чернокаменный мост выгибает спину.

На стеклышки крошатся в детском калейдоскопе

витрины, дворцы и скверы в уделах сна.

И в этом пространстве каждая точка тверди

от формы к исходной мысли устремлена.

И если начало исконно восходит к Слову,

звучание этого Слова обречено

на тысячи диалектов, дефектов речи,

ложащихся влажной припаркою на чело.

Оно поднимается аспидно и багрово,

растет, раздувается, вновь набирает силу

и лопается в сверхновый каскад наречий,

которыми все многобожие окропило.

На теле у спящего суть проступает солью,

под веками мечется, множится пыль и пламя

миров и галактик, свитых в тугие струны,

накрученные на ось колеса Сансары.

Чем ближе рассвет, тем туманней зачин историй,

тем гуще сквозь плазменный холст прорастет былье.

Мистический свет, превращая помалу в лунный,

наутро Слово свернется в имя твое.