— Чаа! — согласился Сундуй. — Тогда я пойду посыльных отправлю, чтобы всех предупредили.
Глава 10
Горячая схватка
…Проснулся я, едва взошло солнце. Легкий иней быстро сбегал с листьев и травы сверкающими каплями. Галки орали как сумасшедшие.
Не спеша я вышел на берег Чадана. С наслаждением хлебнул свежего прохладного воздуха, умылся прозрачной водой.
Хорошо!
— Экин! — послышалось сзади.
Обернулся. С коня слез как будто знакомый человек в стеганом халате из синей далембы, в старой войлочной шляпе. Подошел ко мне, поглаживая маленькие усы.
— Дорогой Ензук! Откуда появился?
Схватил его, обнял.
— На собрание, конечно, приехал. А ты, Тывыкы? Тоже на собрание?
— Меня послали к вам. Ну, как живешь, Ензук?
— Сносно. Гораздо лучше стало. С прежним и не сравнить… Но почему все-таки лучшие пастбища, пашни, луга и власть до сих пор у бывших нойонов и чиновников? Почему? Скажи мне, Тывыкы, почему так? Ты же учился. Почему?
— Всего три месяца, как я вернулся. И сам еще не могу понять, что у нас происходит. Ты, брат, человек опытный. Тебе лучше знать.
Ензук горестно вздохнул.
— Что тут скажешь! Эх, если бы чистка помогла выгнать феодалов из партии. Заменить их надо настоящими аратами. Только тогда будет толк. Ты же, Тывыкы, знаешь Буян-Бадыргы. А Ондар Хувулгон, Езутту-сайгырыкчи — один лучше другого. Кто только не пролез к нам в партию!
— Вот об этом во весь голос и скажи на собрании!
— Все, что накопилось, выложу. Ничего, браток, разберемся, где волки, а где овцы. Можешь быть уверен.
…Вокруг Чадана как будто не так много аалов. Место открытое — степь, видно далеко, все юрты пересчитать можно. А собралось-то, собралось! Сундуй на вороном коне подъезжал то к одним, то к другим.
— Товарищи! Братья! Давайте все на берег, начинать будем!
Под высокими тополями, прямо на траве, расселись в круг, будто на хуреш пришли — состязания борцов поглядеть. Разговаривали, покуривали. Все вроде бы как обычно. А приглядеться — не так, как всегда. Впереди сидели одетые во что попало бедняки, и только за их спинами, где-то далеко-далеко разместились «герои дня»: баи, чиновники, ламы. Они сегодня не лезли вперед, на привычные почетные места. Притихли, притаились. И оделись поплоше. Совсем ручные стали, не то что были в первые годы после революции…
Вместе с Элбек-оолом и Кененом я вышел на круг. Элбек-оол нес бумаги, в которых надо делать отметки о чистке. Кенен держал винтовку.
— Бугуде, экин! — поздоровался я со всеми.
Многие встали, хором ответили:
— Экий!
— Считаю общее собрание членов партийной ячейки Чаданского сумона открытым.
Партийные и беспартийные закричали:
— Чаа! Очень приятно!
— Мы будем с вами, товарищи, обсуждать вопрос о партийной чистке. Наша задача — оставить в революционных рядах достойных людей. Поскольку партия наша называется аратской, значит, в ней и должны быть настоящие араты. Бывшим эксплуататорам в партии нет места. Все понятно? Вот и весь мой доклад…
Не знаю, что было бы дальше, если б не Ензук. Он не стал терять времени, откашлялся и заговорил, будто всю жизнь только и выступал на собраниях:
— Со своей стороны я скажу, что чистка — очень правильное дело и очень важный вопрос! Я так понимаю. Возьмем, например, меня. Я бедный арат из Шанчы. Вступил в партию в двадцать третьем году. Ну, я в свою партию вступал, в свою, аратскую. Ясно? А зачем в нее Буян-Бадыргы пошел? Кто скажет? Почему Буян-Бадыргы, как и я, тоже член революционной партии. Пришло время исправить этот недосмотр! — Ензук рубанул кулаком воздух. — Ну, пока хватит. Пойдет чистка — посмотрю. Если нужно будет, еще кое-что скажу.
— Верно! — зашумели вокруг.
Напрасно я думал, что сидящие в задних рядах будут помалкивать. Чуть только стих шум после речи Ензука, как оттуда донеслось:
— У меня тоже есть несколько слов. Можно ли, мой повелитель?
Слух резануло это старорежимное обращение. Я глазам не поверил: с земли поднимался… Буян-Бадыргы! Это он попросил слова.
— Не надо! Убирайся! Слушать его еще! — зашумели араты. Буян-Бадыргы согнулся, глядел исподлобья, ждал.
— А может быть, разрешим выступить? Как думаете, товарищи? — спросил я.
Люди закричали еще громче. Как они сразу почувствовали свою силу! Давно ли я был на собрании классовой борьбы в Шагонаре? Разве сравнишь вот с этими чаданцами ту покорную толпу, которую расшевелили только наглые молодцы Донгурака, резавшие косы?
— Ну, так будем его слушать? — спросил я.
Кто-то крикнул:
— Ладно! Пусть брешет. Послушаем в последний раз.
Само смирение, Буян-Бадыргы заговорил:
— Я много думал о своем прошлом. Решив порвать со всем, что было, я и вступил в аратскую партию. Я подчинялся ее уставу, я работал не жалея сил… Партийную чистку надо проводить. Обязательно надо! Но я прошу народ и комиссию учесть мое положение…
Буян-Бадыргы вытер рукавом халата лоб, потоптался-потоптался и наконец сел.
Должно быть, с минуту никто не нарушал молчания. И вдруг все араты закричали, потрясая кулаками. Сколько же гнева и ненависти выплеснулось на сиятельного князя!
— Ты забыл, как обгладывал людей, будто кости? А теперь прощения просишь?
— Вон его!