Слово арата

«Партия — руководитель бедных аратов. Поэтому те, кто предлагает закрыть партию, действует против бедных аратов. Нет у нас партии — то же, что нет у ребенка отца и матери. Говорить «партия лишняя, у нее много расходов» — никак нельзя. Мы никому не дадим тронуть нашу революционную партию. Центральный Комитет постановляет: весной этого года созвать второй Великий хурал ^[64] Народно-революционной партии всей Танну-Тувы ^[65].

Кюрседи посмотрел на сидевших. Строгие лица. Торжественно тихо.

— Ну как, товарищи? Кто согласен, пусть подымет руки.

Надо ли говорить, что я был согласен тысячу раз и тоже от всей души поднял руку за Народно-революционную партию Танну-Тувы — против тех, кто захотел ее закрыть. Я поднял руку и подошел к столу, где заседал Центральный Комитет, хотя хорошо понимал, что случайный посетитель, оставленный в доме, чтобы не замерзнуть, вовсе не обязан участвовать в обсуждении.

Постепенно все разошлись. Кюрседи подозвал меня и попросил говорить смело, ничего не боясь. Вероятно, он заметил, что у меня дрожат руки и вздрагивает голос.

Волнуясь, я рассказал ему свою историю.

Кюрседи выслушал все и спокойно сказал:

— Тактана придется наказать и снять с теперешней работы. Есть много жалоб. Насчет шаагая ты, мой младший брат, совершенно прав. Но должен тебе сказать, что наш новый закон еще не отменил шаагая и других старых наказаний. Баи этим как раз пользуются. Скоро будет Великий хурал партии. Великий хурал восстановит партию. Снимет шарики с чиновников. Запретит старые наказания, в том числе шаагай. А ты пока не давай повода, жди хурала. Тактан-Мадыра не бойся. Как ходил учиться, так и ходи. Учись.

Я коротко ответил:

— Понял.

Направился к выходу. Кюрседи улыбнулся:

— Не уходи.

Какой он смешной и добрый: наморщил лоб, даже худые щеки стали пухлыми. Наклонился — хочет наедине доверить мне свою тайну — и вдруг залился детским застенчивым смехом.

— Я, знаешь, тоже хожу на уроки. Учусь, мой брат, по картинкам. И мой учитель — хе-хе! — тоже боевой солдат, партизанский тарга — Сергей. А ты говоришь… — Кюрседи подмигнул одним глазом и пожал мне руку на прощание.

В начале весны Тактан-Мадыра от нас перевели на другую службу — гражданскую. Вскоре он испытал на себе действие любимого шаагая: волк попал в берлогу медведя. Старшие цирики поговаривали, что Тактан сразу же слег в постель, приняв от нового начальника сорок полноценных шаагаев, и долго не мог поправиться. К нам пришел новый командир — бывший партизан Пюльчун.

Глава 8

Великий хурал партии

Середина шестого месяца 1923 года. Ой, сколько в Хем-Белдире приезжих людей! Не Хем-Белдир, а муравейник. У каждого караганника на прибрежных улицах и пустырях толпились оседланные кони, волы: вытянув длинные шеи, дремали на песке верховые верблюды.

Никогда еще не гостило в Хем-Белдире такого множества путников. Почти на всех были старенькие цветные халаты, на головах — полинялые товурзаки, а то и кепочки. Там и тут прохаживались чиновники в остроконечных колпаках с разноцветными стеклянными шариками.

Неожиданно в толпе я встретил своих — они тоже, приехали с нашего старого Каа-Хема, из Хопто, Бай-Сюта, Сой-Бюрена, с Бильбей-Терзига, с нашей милой Мерген. Мой брат Пежендей. Мои друзья Чавырык, Кежеге, Саглынмай и другие. Сколько знакомых.

Вокруг нас люди целовались и обнимались. Весело и светло стало на проезжих дорогах Хем-Белдира.

Пежендей прямо сиял.

— Мужчина — хозяин своему слову. Сказал я тогда у Тожу-Хелина «приеду» — и приехал.

— Куда же ты едешь? И дома у нас как?

— Явились гонцы: будет Великий хурал партии, бедняки все приедут… А дома все в порядке. Пахоты прибавилось. Хлеб теперь в достатке. И баям не даем себя молотить.

Я, в свою очередь, принялся рассказывать о жизни в Хем-Белдире, о своих поездках в дальние хошуны.

Разговаривая, мы незаметно вышли на Тонмас-Суг — место сбора и поднялись на пригорок.

Внизу, образуя большой круг, расположились люди. Их так много, что степь почти невидна. Идти гурьбой нельзя, но в одиночку еще можно. Мы стали осторожно пробираться среди спин и локтей.

Внутри большого круга почетное место устилали коврики-циновки. На двух шестах — красные паруса. Сверху вниз на парусах — монгольские буквы, но прочитать их никто из нас не мог.

Признаюсь, раньше я никогда не видел такого богатства и такой роскоши, как на этом Великом хурале беднейших аратов Танну-Тувы. Объяснялось это очень просто: вместе с беднейшими людьми сюда пришли богатейшие скотовладельцы, высшие сановники. Не только пришли, но поспешили занять на виду у всех почетное место в большом кругу Великого хурала. Вот почему это неприметное местечко Тонмас-сугской степи так ослепительно сверкало и блестело парчой, лакированной кожей, стеклянными знаками различия всей чиновной Танну-Тувы.

Народ, усеявший плоскогорье за Тонмас-Сугом, ждал, когда откроется Великий хурал. Вокруг нас люди переговаривались, обменивались табакерками. Вглядывались в даль.