Слово арата

— Вот зачем тебя крикнул, — сказал Сумунак. — Подойди ближе и слушай. Изволил прибыть наш князь. Он осчастливил нас. Живя в Хем-Белдире, их светлость немного притомились. Надо бы поразмяться, погулять.

— Слушаю. Я всегда…

— Если найдутся в округе подходящие девчонки, приведи их на поклон к нойону, — пропищал Сумунак и со смехом добавил: — Их светлости, думаю, будет интересно.

Тут Ензук услышал голос Буян-Бадыргы:

— Смотри, только не притащи каких-нибудь больных. Выбирай осторожнее.

— О, господи, разве можно… Я же не первый раз. Сколько я служил их милости по этому делу — не сочту…

— Ну вот, выполняй.

— Есть! — Манлай-оол повернулся к выходу, но его остановили:

— Погоди, хлебни одну пиалу.

На дно пиалы что-то, булькая, полилось. Потом забулькало в горле Манлай-оола, и он выскочил, весь красный…

Глава 3

По заданию партии

Через трое суток наш отряд незаметно приблизился к Чаданскому монастырю, где стояли мятежники. На военном совете было решено дать измученным лошадям отдых, а на другой день к вечеру ударить по бандитам. Кюрседи приказал расседлать коней и выслать разведку.

Вскоре посланные вернулись и расстроенный командир доложил:

— Мятежники нас не ждут, у них все тихо, но мы потеряли нашего товарища. Боюсь, не попал бы он в руки бандитов.

Кюрседи задумался.

— А кого вы потеряли?

— Да того самого, что в Усть-Элегесте сомневался, говорил: «Ай, сколько войска у Сумунака! Как же мы с ним справимся?» Чурмит-оол, родом из Чадана.

— Плохо! Может быть, он заблудился, — проговорил Кюрседи, — но все равно придется поторопиться. Надо действовать, пока бандиты не узнали о нашем приходе. — Он повернулся ко мне: — Вон там, гляди, на той горе — едва покажется полоска зари, пальнешь из карабина. Понял?

— Понял, понял.

Кюрседи пошел к своему стану. Вскоре на востоке появилось белое сияние. Прошумел летящий на место своей дневной спячки филин; проснулись степные птицы. «Ну, теперь пора», — решил я и грохнул из карабина. Услышав мой выстрел, товарищи кинулись к коням.

Первый двинулся Сергей со своим отрядом. Мы последовали за ними. Спустя полчаса прискакали гонцы и доложили, что передовой отряд захватил пленного.

— Где он? Приведите, — сказал Кюрседи.

Ребята скрылись. Потом привели бледного мужчину — неказистого, худенького, без шапки, в козьем полушубке, в рваных идиках.

— Кто вы такой? Что делаете у Сумунака? Командир или простой цирик? — Кюрседи обратился к пленному без крика и понукания, просто, но строго.

— Мое имя Тыртык-Кара из сумона Баян-Тала. Никто я у Сумунака. Они застращали меня, силой загнали в свою шайку. Я не хотел, они били кнутами. Что на мне греха нет — все знают. У меня в юрте маленькие дети. Помилуйте, начальники, — просил пленный.

— Разберемся, как с тобой быть. А пока есть к тебе вопрос.

— Слушаю.

— Сколько мятежников у Сумунака? Какое вооружение? Где он сам?

Пленный поклонился:

— Настоящих сообщников у Сумунака больше ста не будет, остальные триста-четыреста — простые араты. Их заставили, понимаете? Силой. Насчет оружия, думаю, карабинов с пятьдесят, остальные берданки и кремневики. Они узнали, что войско вашей милости подходит сюда, но ждут нападения только к вечеру.

Кюрседи спросил:

— Не знаешь ли ты, кто им дал знать, что мы идем?

— Это Чурмит-оол из Чадана, младший брат настоятеля монастыря. Он пришел из Хем-Белдира вместе с вашими цириками и все знает. Говорят, он-то и сказал все Сумунаку. Пошел разговор: «Партизаны к нам идут, они ваших жен и детей уведут к русским». Люди не знают, куда теперь бежать.

— Что за мерзавцы! — Кюрседи приказал увести пленного и подозвал цирика:

— Хорошенько наблюдайте за ним. Как знать, может быть, он шпион Сумунака.

После этого мы тронулись. Ехали довольно долго. Наконец подъехали к последнему гребню, скрывающему шатер Сумунака. Соскочили с коней и открыли огонь с нескольких сторон. Затрещала ружейная пальба.

Видно, бандиты крепко понадеялись на слова перебежчика и раньше вечера нас не ждали. Они выскакивали из юрт босые, в распахнутых шубах. Те, что находились подальше от места боя, пустились наутек к своим аалам, а главари бежали по направлению к Шеми, Чиргаку, Солчуру и Хандагайты.

Еще не кончилась стрельба, а несколько цириков во главе с Кюрседи окружили ставку Сумунака.

Вбежали в шатер. Там на широкой деревянной кровати храпел кто-то, закутанный в пять-шесть шелковых шуб. На полу валялись пустые фляги из-под араки, китайские кувшины, тут и там стояли тарелки с кусками жареной баранины. Сергей молча посмотрел на все это и покачал головой:

— Ну и вояки же они! Эта самозванцы умеют сражаться только с безоружными аратами…

— Да с аракой и кумысом, товарищ Сергей, — усмехнулся Кюрседи.

Опять покачав головой, Сергей ответил:

— И русские и тувинские баи умеют сражаться руками рабочих и крестьян, а сами способны только развратничать да пировать.

Кюрседи подошел к храпевшему человеку и рывком скинул с него ворох разноцветных шуб. Мы обалдели от изумления — это был сам Сумунак.

— Приведите в чувство пьяного, — приказал Кюрседи.