Слово арата

— Сегодня моя Тува — отсталая страна, но она не будет такой! С помощью советского народа, с вашей братской помощью мы изменим ее!

* * *

…После уроков побежал к Софье Владимировне. Почему к ней? Так это же ясно! Она нам как мать. Чего бы мы ни спросили, все расскажет, во всем поможет. Базанова — член партии с 1908 года. За свои сорок лет, как у нас говорят, чего она только не видела, каких только чайников не поднимала!..

— Что скажешь, Тока?

— У нас вчера Москвин выступал. Своими художественными словами так нас рассмешил — печень высохла! Пушкина потом читал, Толстого читал, Горького… А я даже не слышал про них…

— Молодец, что пришел. Завтра я вам расскажу, что надо читать.

На следующем занятии Софья Владимировна вручила мне «Мои университеты» и «Мать» Горького. Я испугался — такие большие книги!..

— Читай, читай! — поняла мое состояние Базанова. — Сначала, может, и трудно будет. Захочешь — разберешься. Зато, если упорства хватит, — не пожалеешь. А что понравится — в этом я уверена. Когда прочтешь, Александр Адольфович за тебя рад будет.

На всякий случай я оставил себе маленький мостик к спасению:

— Если что не пойму, к вам приду!

— Какой разговор!

«Мостик» не потребовался. Начал читать «Мать». Читал днем и ночью. Не мог оторваться. Каждую страницу перечитывал по нескольку раз.

Теперь у меня больше не оставалось свободного времени: книги, книги, книги… А занятия между тем становились все серьезнее, основательнее. Мы начали изучать марксизм-ленинизм, и теперь на все окружающее смотрели совсем другими глазами.

Не везло нам только с математикой, вернее, с преподавателем. Гумер Хасанов оказался случайным человеком в дружном коллективе КУТВа. Не было дня, чтобы он пришел на занятие вовремя. Обыкновенно он появлялся минут через пятнадцать — двадцать после звонка. Неторопливо, с помощью расчески и ладони старательно зачесывал на просторную плешь волосики.

Мы ждали, когда же начнется урок. Шептались между собой, угадывая, что сейчас сделает наш Гумер, что скажет. Если выходило по-нашему, — давились от смеха, толкая друг друга локтями.

Наконец Хасанов кончал приводить себя в порядок.

— Э-э, — тянул он и начинал обстоятельно объяснять причину опоздания. — Понимаете, встал сегодня еще затемно. И собрался быстро. «Аннушка» почти сразу подошла — нисколько не ждал на остановке. Ну, думаю, рано приеду. И что же? Только отъехали — у трамвая загорелся мотор. Вот беда! Еле живой выбрался… Пока дождался другого трамвая, пока доехал, то да се… Прямо не везет!..

Дальше Гумер приступал к изучению недр своего портфеля. А время шло.

— Ну-с, давайте заниматься! Вооружитесь карандашами и бумагой. Я напишу на доске цифры, а вы перепишите их.

Нацарапав на доске несколько примеров, он торопливо бросал:

— Решайте! Я скоро приду.

И — исчезал из класса.

Перед самым звонком он возникал снова.

— Ну как, решили?

Двое-трое скажут:

— Решили.

— Вот и ладно. Дома решите такие же примеры…

На следующий день опять был виноват трамвай: или он сходил с рельсов, или сталкивался с другим трамваем, или по всей линии выключали ток… А то извозчик подводил. Не везло Хасанову! И как только бедному Гумеру удавалось выпутываться из бесчисленных аварий, чудом оставаться в живых да еще каким-то образом добираться все-таки до КУТВа!

Всю зиму занимались мы с Хасановым, но математические познания наши не стали шире. Учил он нас, учил, а потом вдруг исчез. Неизвестно куда. Мы смеялись: все-таки задавил его трамвай! И ничуть о нем не жалели, хотя вспоминали не раз.

* * *

…Год 1926-й.

Он был особенным в моей жизни, этот год. Меня приняли в кандидаты партии большевиков. Партии, основанной и созданной великим Лениным. Я понимал, что это — большое доверие.

А нагрузок все прибавлялось. Назначили заведующим агитпропом. Поручили вести культурно-массовую работу среди студентов-тувинцев (к этому времени к нам приехали еще десять парней).

Хотя и говорят, что теленок тоже поплывет, если вода дойдет до носа, на самом деле приходилось трудно.

Время было сложное. Троцкисты пытались расколоть партию, старались перетянуть на свою сторону наших студентов. Случалось, в КУТВе разгорались настоящие схватки с врагами партии.

…Седьмого ноября 1927 года я впервые прошел в студенческой колонне по Красной площади.

Только вернулся домой, скорей к телефону:

— Шура?.. С праздником тебя! Ты свободна вечером? Буду ждать у Пушкина…

— Приду ровно в семь… Смотри сам не опаздывай! — услышал я в трубке ласковый голос.

Времени оставалось немного. Побежал сломя голову. Успел раньше ее. Вскоре подошла и Шура. Я взял ее под руку, и мы зашагали по бульвару.

Сколько же, оказывается, надо ей рассказать! Именно ей. Я только сейчас понял, как она близка мне. Мы садились на скамейки, снова шли, останавливались под деревьями и все говорили, говорили…

А в Туве между тем происходили бурные события, о которых до нас доходили отрывочные, запоздалые сведения. Это не могло не волновать, вызывало раздоры между студентами.