Слово арата

— Если говорить откровенно, — Мунзук начал готовить новую порцию табаку, — вам лучше всего думать сейчас только о занятиях, зубрить то, чему вас учат. Ясно? И нечего гадать, что будет потом и что происходит в Туве.

Да-а, такое разъяснение, как говорится, ни взять ни бросить! Единственное, что мы прекрасно поняли, это то, что наш министр не так-то прост, и еще неизвестно, как бы он себя вел, находясь в Туве.

Встреча с полпредом еще больше растревожила нас. Мы стали считать дни до окончания университета. Все чаще стали делиться друг с другом планами: с чего начнем, когда вернемся домой.

* * *

Вот он и пришел, этот день. Июльский день 1929 года.

Все!..

Мы — выпускники Коммунистического университета трудящихся Востока. Первые тувинцы, окончившие советское учебное заведение. Первые тувинцы с высшим образованием!

Наши сердца бились так же радостно и взволнованно, как и четыре года назад, когда мы впервые перешагнули порог КУТВа.

Небо в тот день было удивительно ясным. Редкие облачка медленно плыли в синеве и будто говорили: «Зачем торопиться». Это было здорово — сама природа, радуясь за нас, лучилась теплом и светом, чисто умытая.

— Шура, здравствуй! — Я больше не мог вымолвить ни слова.

— Да, да! — услышал ее взволнованный голос. — Салчак, это ты? Что с тобой? Почему молчишь? Ты здоров?

— Шура!.. У меня все хорошо. Ты меня слышишь?.. У нас прощальный той. Придешь?

— Еще спрашиваешь! Когда? Где?

— В двенадцать. В Петровско-Разумовском парке. Жду тебя!

…На полянке, под липами, расстелены плащ-палатки. Наш завхоз Поляков постарался — все заставлено вареным и жареным. Роскошный пир!

С шумом расселись вокруг, кто как — кто бочком, кто на коленях, кто по-нашему — ноги калачиком. Шура — рядом со мной.

Леонид Дмитриевич Покровский поднял руку.

— Товарищи! У нас сегодня большая радость. Наш университет окончила еще одна группа студентов. Я горячо приветствую выпускников и верю, что вы, товарищи, настойчиво и плодотворно будете претворять в жизнь идеи марксизма-ленинизма, что вы приумножите знания, полученные в стенах университета. Светлой и широкой вам дороги, друзья!

Гремели аплодисменты.

Выступали один за другим от имени выпускников узбек и казах, кореец и грек, грузин и татарин… От нашей монгольско-тувинской группы слово предоставили мне.

Той продолжался.

Я сидел и думал, насколько же больше проведенные в Москве четыре года прожитых мною до того двадцати четырех лет! Москва стала родной.

Глава 5

Серебряная шапка Саян

Еще в Москве наши, из Тувы, дали нам адрес, по которому мы могли отыскать в Минусинске ямщика. Минусинск не Москва — без труда нашли на окраинной улочке деревянный дом за высоким забором. Постучали в ворота — никто не выходит. Открыли калитку. Из-за сарая на нас кинулся огромный пес. По-бараньи лохматый, он рычал, словно лев, которого мы видели в Московском зоопарке. Мы кинулись назад. Пес залился яростным лаем.

— Тише, проклятый! — послышалось за воротами.

Калитка распахнулась.

— Проходите. Он не кусается.

«Лев» с бараньей шерстью крутился вокруг старика, лизал ему руки, бил хвостом по земле, поднимая пыль.

— А вдруг схватит? — Шагдыр-Сюрюн подтолкнул меня. — Иди первый.

— Правда, не кусается?

— А кто его знает, — засомневался хозяин. — Давайте от греха привяжем, что ли… Ну, заходите.

Мы шагнули во двор.

— Здравствуйте, молодцы! Откуда путь держите? Куда едете? Чем могу помочь?

— Едем из Москвы, — сказал я. — Надо нам в Туву, в город Кызыл.

Старик наклонил голову, ухватил пальцами короткий ус.

Только теперь я как следует разглядел его. В высоких болотных сапогах, поношенных плисовых штанах и синей сатиновой рубахе с белыми пуговицами, большерукий, длинный, как жердь, и, судя по всему, сильный.

— Так, так… Значит, вас трое. Таки дела. У меня две лошади под одну телегу. Ну, вещи покладете, а самим придется, в основном, на своих двоих.

Посоветовались между собой. А что делать? Выбирать не из чего. Ну, кого-нибудь другого найдем. То же самое предложит.

— Ладно, — согласились мы, — Хватит одной телеги. Скорей бы добраться. Соскучились по родине, таныш! Как-нибудь дошагаем. К дому дорога легче.

Седип-оол вдруг вспомнил:

— А сколько с нас возьмешь? И когда будем в Кызыле?

Старик задумчиво прищурился.

— Если в пути задержки не будет, всей езды чепуха — дней через шесть влетим в ваш Кызыл, будь здоров! А цена установленная. По две сотни с носа. Думаю, жалеть не будете. Посколь пешком больше идти, потому и цену даю легкую. А то бы по три сотенных…

— У нас и по сто рублей нет, — растерялся Шагдыр-Сюрюн. — Откуда у нас такие деньги? Нельзя ли подешевле, старина?

— Ниже не могу, граждане! — старик развел руками, перепачканными дегтем. — Учитывая, что вы как едете издалека и учились порядком, а еще, что пойдете своим ходом, назначаю вам — дешевле некуда. Другим бы за такую легкую плату от ворот поворот. Так что решайте.

Что делать? Сели в кружок на траве, давай считать — у кого сколько денег. У Шагдыра оказалось полтораста, у нас с Седип-оолом по двести с небольшим. На дорогу вроде бы хватает. Но сами остаемся без копейки!..