Слово арата

Так же, как и у нас, перед юртой-театром, разбившись на кучки, беседовали араты. Также сидели на корточках, потягивали трубки. Один из них, одетый в новую баранью шубу, в лисьей шапке, из-под которой торчат обмороженные уши, возбужденно втолковывал собеседникам:

— У нас в сумоне нет ни одного врача. А эти проклятые ламы только обманывают. Надо пригласить из русской страны образованных врачей. Я обязательно буду говорить об этом.

— Правильно! — откликнулся другой монгол со слезящимися глазами. — В нашем сумоне много больных. А ламы что? Только стараются побольше взять, а помощи от них никакой.

Рядом тоже говорили о ламах, но уже другое:

— Чем мы богаты, так это ламами. Каждый пятый мужчина — лама. Говорят, или отдай сына в хуре, или плати монастырский налог. А учить детей негде. Школ нет…

— В нашем аймаке такое положение, что власть у старых чиновников. Скот у них, пастбища тоже у них…

Неожиданно я услышал за спиной знакомый женский голос:

— Обязательно буду говорить о «беспорядках»! Видите, даже на нашем хурале сплошь мужчины. До каких пор женщин будут эксплуатировать?

Я обернулся.

— Здравствуйте, товарищ Янчимаа!

— Тока! Какими судьбами? Давно ли в наших краях? Как хорошо, что приехали! Элдепа видели?

Договорить нам помешал начавшийся хурал. Я только и успел узнать, что она работает в ЦК, заведует женотделом. Уже на ходу мы условились о встрече.

После перерыва выступал Элдеп. Я слушал его и будто шел по улицам монгольской столицы. Наш вчерашний разговор то и дело всплывал в памяти. «Дороги наших республик одинаковы. Задачи — близки» — каждым словом своего доклада Элдеп подтверждал это.

Прения, как и у нас, шли без регламента. Бады-Сагана, который вместе с Сухэ-Батором начинал революцию, сменял на трибуне Демир-Чыргал — скотовод из Улан-Гомского аймака, вслед за боевым другом Сухэ — Санхо из Хомду выступал тот самый арат с обмороженными ушами, который сетовал на отсутствие врачей… Больше всего говорили о скотоводстве — основной отрасли монгольского хозяйства, но почти каждый непременно заявлял о поддержке ЦК и правительства, их программы борьбы с феодалами и церковью. Я «мотал на ус», когда заходила речь о культурной революции — строительстве школ и больниц, когда вносились предложения о развитии местной промышленности, строительстве дорог, коллективизации сельского хозяйства…

Шагдыржап был прав: эта поездка на многое открыла мне глаза. Как он говорил? «Хорошее нам привезет, плохое там оставит». Несколько дней, проведенных на Великом хурале в Улан-Баторе, не только дали мне в обратную дорогу увесистый груз «хорошего», они подсказали, научили, как бороться со своим «плохим». А плохого в Туве оказалось больше, чем мы подозревали…

Через несколько дней меня срочно отозвали домой. В ответ на решения нашего партийного съезда недобитые феодалы и ламы в нескольких хошунах подняли контрреволюционный мятеж.

Многое было неясным. Судя по отрывочным сведениям, Дамдыкай мээрен, вставший во главе мятежа, сумел обманом и силой сколотить из аратов Шеми, Чыргакы, Чадана и Хондергея несколько банд. Мятежники хватали активистов, членов партии, пытали, мучили, убивали их. Но что замышляют мятежники, каковы их планы, что они предпримут, на что рассчитывают, — оставалось неизвестным.

При ЦК создали революционный штаб под председательством Шагдыржапа. В районы, охваченные восстанием, направили правительственные войска.

Обстановка несколько прояснилась, когда в Кызыл приехал Ензук. Поскольку никто не знал о его истинной роли в разгроме банд Сумуиака, ему удалось затесаться в отряд Дамдыкая и кое-что выведать. Он сумел проникнуть даже на «военный совет» мятежников.

— Дамдыкай так заявил, — рассказывал Ензук. — Сначала захватим Верхнее и Нижнее Чаданские хуре, тогда перед нами лягут Хемчикский и Улан-Хемский хошуны. Ну, а если ими овладеем, — считайте, наша взяла! Главное, нагнать страху на всю эту сволочь. Ошеломить. Показать нашу силу, решимость. Действовать сразу в нескольких местах, чтобы проклятые кулугуры не сообразили, где вперед им спасать свои шкуры… Я имею священное напутствие Чамзы-камбы и сына прославленного Сумунака.

— Верите, — признался Ензук, — не мог на месте от злости усидеть! Еле сдержался, чтоб виду не подать. Надо сказать, не все у них такие самоуверенные, как Дамдыкай. Карма-Сотпа считается у них вторым после Дамдыкая, но он побаивается. Пока еще, говорит, в наших руках ничего нет, народу в отрядах мало, основную задачу никто не знает…

После его слов Дамдыкай прямо рассвирепел. Если у тебя кричит, колени дрожат или сердце не выдерживает, лучше уйди с нашей дороги. С тобой или без тебя мы восстановим в Туве доброе старое время. Нам помогут с той стороны, откуда восходит солнце…

После этого Карма-Сотпа вроде бы успокоился немного, и Дамдыкай тоже поостыл. А тут Чарык-Карак осторожно, чтобы не рассердить «сайгырыкчи», заявляет: «Я незаметно объехал многие места. Не то что простые бедняки, даже некоторые баи на нас не надеются. Что делать?» Будто кипятком плеснули на Дамдыкая.