Слово арата

— Чепуха! Трусливые сволочи! Посмотрим, что будет, когда я захвачу Чаданские хуре. Ламы и ховураки на нашей стороне! Чамзы-камбы выехал к нам. — И опять повторил: — На восстание силы хватит…

Ензук усмехнулся.

— Кричать-то кричит, а все же терять своих сообщников не хочет. Приказал налить всем араки. Выпейте, говорит, лучше соображать будете… Пили много. Языки у всех развязались. Дамдыкай спрашивает, где партийцы, которых захватили. Чарык-Карак ответил, что о них можно не беспокоиться: которые поважнее — прикручены к стенкам юрты, а остальных караулят. «Сайгырыкчи», пьяный уже, бахвалится: «Пусть немного стемнеет — я с этой сволочью сам поговорю, особо. Или они к нам присоединятся, или мы их в кандалы закуем, а после того, как Верхне-Чаданское хуре возьмем, принесем в жертву флагу».

Жертва флагу — древняя и самая жестокая расправа с противниками. У человека взрезают грудь, и его трепещущее сердце подносят к флагу… Этот варварский обряд должен вызывать у воинов ненависть к врагу, воодушевлять их на полное истребление противника. То, что Дамдыкай решился возродить бесчеловечный обычай, говорило о том, что главарь мятежников все поставил на карту, Всех, кто слушал Ензука, охватило негодование. А наш разведчик продолжал:

— Уже совсем пьяный Дамдыкай выболтал свои планы. Мы направимся по верховью Шеми через Хондергей, сказал он, и соединимся с повстанцами сайгырыкчи Сонам-Байыра, которые поднялись за благородное дело желтой религии в районе Чаа-Холя и Шагонара. Когда захватим эти места, наших воинов будут считать тысячами. — Мээрен сидел раскачиваясь, ноги калачом, руки в бока, как «богдо гэгэн». — Поглядим, кто станет тогда противиться новому хану Тувы!..

Шагдыржап поблагодарил Ензука.

— Понимаю, что тебе было тяжело. Но придется возвращаться. Мы должны знать о них как можно больше. Все, что узнаешь, передавай Лопсанчапу. Будь осторожен!

* * *

Несколько дней спустя по приказу ЦК я выехал в Чадан, где находилась часть революционной армии под командованием Достай-Дамбаа. Комиссаром у него был Пюльчун. В эту часть влились добровольцы Лопсанчапа.

Партийцы Чаданского района, служащие хошуна и сумонов, прослышав о бандитах, вооружились старыми дробовиками и еще до подхода наших регулярных войск укрепили позиции перед хошунским центром. Активных действий они не предпринимали, поскольку бандиты значительно превосходили их численностью и вооружением, но к возможному нападению на хошунный центр были готовы.

Между тем Дамдыкай сумел захватить Верхнее Чаданское хуре. О подробностях этой первой боевой операции мятежников рассказал Лопсанчапу Ензук.

…По существу, хуре незачем было захватывать, поскольку в нем находился сообщник Дамдыкая — камбы Соржу. И он, и преданные ему ламы ждали появления новоявленного сайгырыкчи, чтобы, соединившись, начать войну по-настоящему. Тем не менее Дамдыкай устроил демонстрацию. Его банда окружила хуре. Лишь после этого группа всадников с желтым знаменем устремилась в атаку. Впереди них на гнедом коне скакал сам мээрен в темно-синей кандаазы [86], перепоясанной желтым поясом. На левом боку сабля в черных ножнах, справа — маузер в деревянной кобуре, за плечом драгунская винтовка. Чуть поотстав от него, трясся в седле Чамзы-камбы.

«Атакующие» осадили коней перед шатром камбы. Дамдыкай несколько раз выстрелил в воздух.

— Приехали! Приехали! — закричали ламы.

Мээрен сидел на коне вполоборота, ожидая торжественной встречи.

Из шатра к нему спешила верхушка духовенства. Поодаль растерянно толпились простолюдины, прислужники, ламские ученики…

Один из верховных лам принял повод коня, другие подхватили Дамдыкая, понесли на руках к шатру, усадили на сложенный в несколько слоев цветастый ковер-олбук. Под руки — с меньшей почтительностью — привели Чамзы-камбы.

«Грозный повелитель» милостиво здоровался с ламами, едва касаясь пальцами простертых к нему рук.

— Красные зря бахвалятся, непутевые они негодяи, — снисходительно цедил он сквозь зубы. — Я за два дня овладел Шеми, Чыргакы, Чаданом и Хондергеем. Хем-Белдир для меня — пустяк!

В шапке из выдры с темно-коричневым чинзе — шариком высшего чина и одага — еще одним отличием, состоящим из павлиньего хвоста, вправленного в мундштук, Дамдыкай величественно поводил плечами. Со стороны казалось, будто кто-то дергает его сзади за ниточку, как куклу.

— Красные заняли Нижне-Чаданское хуре, ваше сиятельство, — докладывал ему Соржу, сложив пальцы у лба, склонив голову и глядя закатившимися глазами снизу вверх. — Из Хем-Белдира к ним идут войска.

— Чепуха! — оборвал Дамдыкай. — Со мной триста пятьдесят человек. Столько же дадите вы. На подходе отряды из Барыын-хошуна, Улуг-Хема, Хандагайты, Самагалтая… — Он сделал паузу и многозначительно произнес: — Я не говорю о силах, идущих из Монголии… Бог на нашей стороне. Стоит ли зря поднимать тревогу? Вы чувствительны, как женщины, и трусливы, как зайцы…

Камбы горестно вздохнул.