Слово арата

Интересно было наблюдать за ним. Его узкие живые глаза ни минуты не оставались в покое. Казалось, они все время что-то ищут и вот-вот найдут. И толстые губы широкого рта постоянно шевелились. Саглынмай то шептал, должно быть отмечая про себя все, что ловил его взгляд, то изумленно восклицал, то пускался в расспросы, то принимался рассказывать о чем-нибудь. Он то и дело касался рукой своего острого носа, теребил реденькую бородку, щедро набивал табаком трубочку. Завернутое в тряпку ружье с сошками било его по спине. Конь Саглына, привыкший к суетливой подвижности хозяина, легко бежал по болотистой местности, перемежаемой перелесками.

«Хороший конь», — подумал я. Почему-то он напомнил мне оленя, который пройдет сквозь любую чащу, не задев рогами ветки деревьев.

— Послушай, Саглын. Вот ты уже давно председатель Терзигского арбана. Теперь тебя председателем тожзема выбрали. Интересно, что ты сам об этом думаешь?

Мой спутник мгновенно обернулся ко мне, придержал коня, чтобы ехать рядом.

— Это же потеха! Я — сын охотника Томбаштая — дважды председатель! Сам поверить не могу. Что я умел? Только и знал с отцом на охоту ходить. Мне и во сне не снилось таргой быть. А тут нате-ка! Председатель арбана — Саглынмай. Председатель тожзема — тоже Саглынмай! Просто удивительно… Раньше говорили: человек из бедных никогда не станет таргой. Оказывается, может…

Он легонько тронул коня:

— Чу-чу-чу!..

Я остался позади.

— Теперь у нас от сумонных председателей до министров — все бывшие араты или дети аратов.

— Это верно, — согласился Саглын. Не оборачиваясь, он продолжал говорить как бы сам с собою: — В прошлом году мы в своем арбане организовали кружок по обучению грамоте. Почти все выучились. Читать умеем, писать умеем… И кузнец Чадаг-Кыдат, и Сарыг-оол, и Сагаандай — все стали грамотные. Сидят, газеты читают, обсуждают… В общем, настали времена. Отец рассказывал, у нас даже Даш-Чалан грамоты не знал. Самый жестокий правитель. Весь Мерген, весь Терзиг в руках держал. Бога-атый!.. А расписаться не мог…

Неожиданно Саглын соскочил с коня, скинул с плеча ружье и, пригнувшись, побежал на пригорок.

— Куда ты?

Он только рукой махнул.

Немного погодя вернулся.

— Аа-халак! Разговорился с тобой. Во-он потому хребту медведь бежал. Чуть бы пораньше заметил, мяса бы отведали…

Саглынмай досадливо плюнул и погнал коня.

Вот и переправа через Терзиг. Берег был завален вывороченными стволами, корнями, сучьями. Кое-где деревья загородили реку. Саглын подъехал к самой воде, огляделся.

— Сегодня вряд ли переправимся. Лучше здесь заночуем, а утром поедем.

— Слушаюсь приказа председателя моего арбана и тожзема!

— Эдак лучше будет, — решил окончательно Саглын и, молодцевато спрыгнув с коня, привязал его к дереву.

Мы сняли вьюки и седла, развели костер.

Непоседа Саглын ткнул рукой в сторону горы.

— Как думаешь, если вокруг горы обежать? Может, встретим кого-нибудь?

— А что? Для меня поохотиться с тобой — большая честь.

Мой спутник заспешил.

— Заливай огонь!

Меня он направил по одну сторону леса, сам пошел с другой стороны, в обход. Встретиться условились у подножья горы.

Как я ни старался осторожно ступать, под ногами трещал то сучок, то валежник. Между деревьями мелькнула косуля. Опоздал!..

Стало смеркаться. Почувствовав, что заблудился, я закричал во все горло. Выстрелил раз, другой. Саглынмай не отзывался.

Наконец каким-то образом я очутился на вершине горы. Далеко-далеко разглядел отблеск костра. Не помню, как скатился с горы. Чуть живой добрался до стоянки.

Саглын сидел у костра, пил чай.

— Ну, сколько зверей убил? Далеко оставил? Косуля? Марал? Медведь?

Я молчал.

— Промазал? А по ком стрелял?

— Заблудился, вот и стрелял. Ты почему не отвечал?

— Ээ, — вздохнул Саглын, — ну и охотник! Какой же охотник в лесу заблудится? Да еще стрелять будет, чтоб его отыскали… Горе с тобой!

Над костром, на суку висела обжаренная нога косули. От нее исходил такой аппетитный запах!.. Только теперь я почувствовал, как сильно проголодался.

Саглын отхватил ножом кусок, пожевал.

— Ну-ка, парень, загляни в свой таалын. Может, найдешь, чем горло промочить. Одно мясо плохо идет…

— Помню, сестра что-то положила.

Саглын развязал мой мешок и вытащил из него белую солдатскую баклажку.

— Албанчи знает, что делает. Молодчина! Давай, тарга, немножко отопьем, — и тут же воскликнул: — Так это же молоко!

Он крепко-крепко завинтил баклажку и, рассерженный, отбросил ее в сторону. Снова покопался в таалыне и совсем другим тоном протянул:

— Во-от она где!

…Проснулись, едва занялась заря. Наспех попили чаю и — в путь. Река совсем успокоилась, вода в ней стала прозрачнее. С берега было видно, как на перекатах черными молниями мелькали хариусы, исчезая в пенных струях.