Слово арата

Тропа продиралась сквозь чащу сумрачных деревьев. Первые же лучи солнца наполнили лес яркой зеленью, и стало просторно. Засновали птицы в поисках корма, засвистели, защебетали… Прямо под ногами коня вдруг оказывалось гнездо, в котором, разинув желтые клювы, пищали птенцы. Часто тропу перебегали вспугнутые нами звери. Дважды попадались медвежьи следы. Саглын больше не подбивал меня поохотиться, но бросал такие выразительные взгляды, что хотелось сквозь землю провалиться.

Мы спустились по склону, сплошь поросшему хвойным лесом, в гуще которого ярко белели березки, и выехали к таежной реке, стиснутой скалами. Стремительно сбегая с каменных глыб, река кипела и пенилась. Поодаль, на левом берегу, открылось небольшое село. Стекла в окнах бревенчатых домов сверкали на солнце.

— Харал! — обрадованно воскликнул Саглын.

В конторе прииска, прямо на пороге, меня атаковал начальник — Частып, узкоглазый, с приплюснутыми ушами, в шуршащем брезентовом балахоне. В руке он держал дымящуюся самокрутку.

— Хорошо, что пожаловали к нам. Плановые задания нам давать не забывают, а жизнью рабочих никто не интересуется, продуктов завозят мало…

— Давай хоть поздороваемся сначала. Вот с земляком моим познакомься — друзьями будете, уверен. А жалобу твою я обязательно передам министру Маныгы-оглу. Он человек чуткий — поможет.

Частып успокоился.

— Не забудь, тарга! А то худо получается. Отовсюду едут… План у нас большой, народу на прииске прибавляется. Русских много. Без них бы нам трудно пришлось: араты в жизни лотка не видели, а мониторы — даже в сказках про них ничего нет.

Он потащил нас в разрез. «Механика» добычи золота на прииске была нехитрой: вода из речушек по канавам текла в огромнейшую кадь, а от нее — по трубам — к гидромониторам.

Ствол одной такой водяной пушки держал обеими руками здоровый парень. Он ловко направлял струю в самый низ яра высотой с большую лиственницу. Почва пластами оседала в траншею. Оставались лишь глыбы камней.

Завидев нас, парень положил ствол, и вода забила из него прямо в небо. Оставили работу и другие мониторщики.

Снимая на ходу брезентовые рукавицы, парень подошел к нам.

— Экий, таргалары!

— Экий! Пусть дело спорится, — ответил я на приветствие, пожал ему руку и покосился на Частыпа: «Араты в жизни лотка не видели…» А мониторщик-то — тувинец!

— Пусть будет так, — бойко ответил парень. — Пусть и ваши желания исполнятся!

Частып представил его:

— Первый ударник труда Халара — товарищ Агылдыр.

Парень нетерпеливо помахал рукой.

— План у нас — сорок кубометров земли смыть. Когда воды хватает, вырабатываю и по шестьдесят, и по восемьдесят. Только вот с трубами… — он вздохнул. — Посмотрите, какие у нас трубы. Брюшина дыроватая, а не трубы! С такими трубами не то что план выполнять — время терять!

— А еще подсобники держат, — вмешался высокий рабочий, тоже тувинец. — Глыбы попадаются, деревья с большими корнями. Водой их не возьмешь. Подсобники должны камни выкапывать, корни корчевать. А у них то коней нет, то таратайка сломается, то еще что-нибудь не так. А мы опять ждем…

Частып зашептал:

— Тоже мониторщик. Демир-Хууреком зовут. Хороший рабочий. Я его еще с Эйлиг-Хема знаю.

Рабочие между тем наседали на меня. Мне и слова сказать не давали, но я был доволен. Впервые очутившись на нашем тувинском предприятии, пусть еще очень несовершенном, я собственными глазами видел совсем новых людей — рабочих. Давно ли, думал я, пришли они на производство, а ничего почти не осталось у них от вековых привычек аратов-кочевников. Со стороны было, наверно, смешно и странно смотреть: парни, перебивая друг друга, доказывали приезжему начальнику, что могут и должны работать лучше, что там, у нас, в Кызыле, видимо, никто ничего не понимает — и зачем их там только держат! — ведь здесь золото добывают, зо-ло-то! Я не мог сдержать улыбки.

После смены мы вместе с рабочими возвращались лесом в село. И снова, всю дорогу, не прекращался разговор. Я узнал, как дружно живут на Харале. Русские ребята, приехавшие на прииск, совсем освоились. Никто их и за приезжих не считает. Учатся в одной школе. В клубе вместе. Общежитие одно на всех.

В бараке, куда мы пришли, жили двадцать парней. Мне вспомнилось, как совсем, кажется, недавно уезжал я учиться в Советский Союз. Вспомнилось, что не имел я тогда представления о постели — на полу спал, боялся простыню и наволочку запачкать! А тут — ряды аккуратно заправленных кроватей, белые занавески. Ребята только пришли — быстро умылись, переоделись.

Агылдыр тоже преобразился. Он торопился в клуб. Сапоги у него блестели. Новая рубашка топорщилась.

— Маша-то заждалась! — подмигнул один из парней.

Агылдыр покраснел.

Пока он наводил на себя окончательный блеск, я успел расспросить его — кто он, откуда.

— Родом из Шагонара. Здесь уже два года работаю. Раньше батраком был. Кем же еще мог быть? Когда баев раскулачили, все равно пастухом остался. А услышал, что на прииск набирают, взял и поехал. Сперва дрова заготавливал. В подсобниках походил. Трубы водопроводные латал. А после вот мониторщиком стал. Работа интересная…