Читаем Слово и части речи полностью

По одному параметру Л. Блумфилд ближе к традиции, чем И. А. Бодуэн де Куртенэ: слово у него – одна единица. Однако по двум другим параметрам позиции двух лингвистов сходны: слово – одна из единиц, стоящая в ряду с другими; границы слов, выделяемых на основе данного определения, могут не совпадать с традиционными: например, далеко не каждое служебное слово способно быть высказыванием.

Последователи Л. Блумфилда – дескриптивисты в дальнейшем еще в меньшей степени исходили из понимания слова как важнейшей языковой единицы, иногда доходя до полного исключения его из анализа (подробнее см. 1.6). Грамматика непосредственно составляющих, общепринятая в американской науке с ХХ в. (о ней будет сказано в 3.2), несколько напоминает членение И. А. Бодуэна де Куртенэ: здесь также предложение делится (обычно бинарно) на составные части вплоть до морфем; эти части обязательно связаны грамматически. При таком подходе на равных правах могут выделяться и компоненты предложения, связанные синтаксически, и части слов, связанные морфологически. Особый уровень слов при таком подходе оказывается либо второстепенным, либо вообще излишним. Впрочем, в ряде дескрипти-вистских работ все же уделяется внимание членению текста на слова [Harris 1951: 325–334; Greenberg 1957: 27–36]. Еще более это заметно в описаниях конкретных языков: один из самых крайних по теоретическим взглядам дескриптивистов Б. Блок в японской грамматике отвел большое место вопросу о выделении слов [Block 1970: 26–71].

Еще одну несловоцентрическую концепцию предложил в книге 1932 г. Ш. Балли. Этот ученый разделил слово на две единицы: семантему и синтаксическую молекулу. Семантема (лексическое слово) – «знак, выражающий чисто лексическое простое или сложное понятие», синтаксическая молекула (минимальная единица синтаксиса) состоит из семантемы плюс «грамматические знаки», позволяющие ей функционировать в предложении. Во французском языке эти понятия обычно совпадают: loup ‘волк’ – сразу то и другое, но латинский язык «топит семантему в молекуле»: lupus ‘волк’ – молекула, состоящая из семантемы lup- и окончания [Балли 1955 [1932]: 315–316]. Опять мы имеем дело с двумя единицами на месте традиционно единого слова, а обе единицы могут не совпадать со словом по границам, причем семантема по границам более или менее соответствует тому, что обычно именуется основой слова5. Последнее соответствие еще раньше Ш. Балли принимал А. Мейе: «Основа есть слово, поскольку оно [слово. – В. А.] выражает понятие» [Мейе 1938 [1903]: 170].

Существуют и другие несловоцентрические концепции, некоторые из них еще будут упомянуты. Все они в той или иной степени уравнивают слово с другими единицами языка, часть из них расщепляет слово на несколько единиц, наиболее крайние из этих концепций отказываются от слова вообще. Еще одна их общая черта: они должны тем или иным способом определять слово, это понятие не может оставаться интуитивно очевидным.

Возникновение несловоцентрических концепций в первой половине ХХ в. было закономерным: тогда возросли требования к научной строгости, а слово оказывалось неуловимым и не поддающимся строгим критериям понятием. Об этом в ту эпоху писали многие. Ш. Балли: «Понятие слова обычно считается ясным; на деле это одно из наиболее двусмысленных понятий, которые встречаются в языкознании» [Балли 1955 [1932]: 315]. А. М. Пешковский: «Самая природа отдельного слова… и самые принципы членения речи на слова остаются в области бессознательного» [Пешковский 1925: 123]. См. сходные высказывания Э. Сепира [Сепир 1993 [1921]: 50–51], В. Скалички [Skalicka 1976: 16], А. Мартине [Мартине 1963 [1960]: 466–467] и многих других. Позже В. Г. Гак писал: «Трудность определения единых критериев выделения слова для всех видов слов и всех языков побуждала лингвистов пересматривать взгляд на слово как на основную единицу языка» [Гак 1990: 466]. В наши дни об этом пишет И. А. Мельчук: «Лингвисты не случайно веками6 искали определение этому понятию: как и все базовые понятия, “слово” – это очень сложный объект. Его описание требует углубленного анализа многочисленных фактов, большого числа промежуточных понятий, а также исследований в смежных областях, которые сами по себе не менее сложны… Термин слово одновременно и неоднозначен, и расплывчат» [Мельчук 1997: 95–96]. Впрочем, как раз И. А. Мельчук не отказался от слово-центризма (см. ниже).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди и динозавры
Люди и динозавры

Сосуществовал ли человек с динозаврами? На конкретном археологическом, этнографическом и историческом материале авторы книги демонстрируют, что в культурах различных народов, зачастую разделенных огромными расстояниями и многими тысячелетиями, содержатся сходные представления и изобразительные мотивы, связанные с образами реликтовых чудовищ. Авторы обращают внимание читателя на многочисленные совпадения внешнего облика «мифологических» монстров с современными палеонтологическими реконструкциями некоторых разновидностей динозавров, якобы полностью вымерших еще до появления на Земле homo sapiens. Представленные в книге свидетельства говорят о том, что реликтовые чудовища не только существовали на протяжении всей известной истории человечества, но и определенным образом взаимодействовали с человеческим обществом. Следы таких взаимоотношений, варьирующихся от поддержания регулярных симбиотических связей до прямого физического противостояния, прослеживаются авторами в самых разных исторических культурах.

Алексей Юрьевич Комогорцев , Андрей Вячеславович Жуков , Николай Николаевич Непомнящий

Альтернативные науки и научные теории / Учебная и научная литература / Образование и наука
История Византийской империи. От основания Константинополя до крушения государства
История Византийской империи. От основания Константинополя до крушения государства

Величие Византии заключалось в «тройном слиянии» – римского тела, греческого ума и мистического восточного духа (Р. Байрон). Византийцы были в высшей степени религиозным обществом, в котором практически отсутствовала неграмотность и в котором многие императоры славились ученостью; обществом, которое сохранило большую часть наследия греческой и римской Античности в те темные века, когда свет учения на Западе почти угас; и, наконец, обществом, которое создало такой феномен, как византийское искусство. Известный британский историк Джон Джулиус Норвич представляет подробнейший обзор истории Византийской империи начиная с ее первых дней вплоть до трагической гибели.«Византийская империя просуществовала 1123 года и 18 дней – с основания Константином Великим в понедельник 11 мая 330 года и до завоевания османским султаном Мехмедом II во вторник 29 мая 1453 года. Первая часть книги описывает историю империи от ее основания до образования западной соперницы – Священной Римской империи, включая коронацию Карла Великого в Риме на Рождество 800 года. Во второй части рассказывается об успехах Византии на протяжении правления ослепительной Македонской династии до апогея ее мощи под властью Василия II Болгаробойцы, однако заканчивается эта часть на дурном предзнаменовании – первом из трех великих поражений в византийской истории, которое империя потерпела от турок-сельджуков в битве при Манцикерте в 1071 году. Третья, и последняя, часть описывает то, каким судьбоносным оказалось это поражение. История последних двух веков существования Византии, оказавшейся в тени на фоне расцвета династии Османской империи в Малой Азии, наполнена пессимизмом, и лишь последняя глава, при всем ее трагизме, вновь поднимает дух – как неизбежно должны заканчиваться все рассказы о героизме». (Джон Джулиус Норвич)

Джон Джулиус Норвич

История / Учебная и научная литература / Образование и наука