Слово и событие. Писатель и литература

Радикальное сомнение, становящееся у Грэма Грина главным содержанием и выводом религии, это необходимая оборотная сторона веры в чудо. Если есть сила, способная непредсказуемым и непонятным образом менять действительность, то во всем мире нет ничего окончательного и неизменного, вещи не навсегда таковы, каковы они есть, и значит к их последней сути ближе мечта чем очевидность. По программному заявлению Грина, «бегство (escape) необходимо человеку, как ему необходимы пища и глубокий сон»[207]. Сомнение в устойчивости вещей, с каким Кихот и Грин наблюдают порядок мира, это их путь ухода от «математических» истин, предписаний, от идеологических цепей, от страха конца. Если по-настоящему сомневаешься во всем, то уходит уверенность в смерти.

Сомнение только первый шаг в бегстве из плена данности. Потом открывается новая и неожиданная перспектива. Герой одного из ранних гриновских рассказов, человек, переживший когда-то клиническую смерть, перед своей второй и окончательной смертью убежденно произносит: «Когда умрешь, то бессознательности уже больше не будет никогда»[208]. Не существенно, сам писатель или его герои верят в вечное сознание после смерти. Важнее, что в мире Грэма Грина жизнь не сдается смерти до тех пор, пока наперекор обыденной однозначности хранит что-то совсем другое, неприступное для сознания, в чем можно забыться, словно потонув, и во что открывают путь сновидение, мечта и писательское воображение.

<1990>

Искусство и обновление мира [209]

Первое публичное выступление Ионеско состоялось в декабре 1949-го года. В небольшом парижском Театре лунатиков была показана антипьеса «Лысая певица» (La cantatrice chauve, Paris 1952). Официальная премьера 11-го мая 1950-го там же, режиссер Никола Батай. Несмотря на то что она была встречена тогдашней парижской прессой насмешками, Ионеско уже не сошел с неожиданно открытого им пути. Театр абсурда представился ему полноценным коррелятом его долголетних впечатлений от политической и идеологической действительности. Считая термины антитеатр, театр абсурда условными и туманными, Ионеско надеется всё же, что они неплохо намекают на ту надорванность человеческого существования, которая приоткрылась искусству 20-го века – как она некогда предстала библейскому Иову и древнегреческим трагикам. «Понятие абсурда вошло составной частью в нашу эпоху, т. е. эпоха дала нам острее осознать реальности определенного рода, вовсе не являющиеся реальностями лишь нашей эпохи» (7: 131).

Эжен Ионеско родился в Румынии (Слатина) в 1912-м. С 1913-го года до своего тринадцатилетнего возраста он жил на родине матери, во Франции (Париж и городок Ла Шапель-Антенез, деп. Майенн), воспитывался в католических правилах, приобщился к французской литературе и пробовал писать. В 1926-м он учился в Бухаресте, где его отец, происхождением из России, имел адвокатскую практику. Здесь Ионеско опубликовал по-румынски ряд статей и два эссе, в которых доказывал сначала большое значение творчества румынских писателей, а потом их совершенную незначительность. В этих эссе сказалось не столько представления Ионеско о подражательности румынской литературы, сколько его сомнения в серьезности литературы как таковой. Если Бог есть, литература ни к чему; если Бога нет, какой смысл заниматься литературой (2: 120). Разрыв с отцом, деспотичным и идейно гибким человеком, а главное конформистские или профашистские настроения («болезнь носорожества») в румынской академической и интеллектуальной среде заставили Ионеско стремиться обратно во Францию, куда ему удалось приехать в учебную командировку в 1938-м и окончательно переселиться в 1942-м. Еще в Румынии он вел дневник по французски, а по возвращении во Францию написал для себя очерк «Весна 1939-го года» (9) о посещении мест, где он жил в детстве.

Куда девается история?