Слово Лешему

Вчера передавали по радио рассказ Шукшина «Крепкий мужик» — так крепко не писывал и Чехов. Все сказано в коротких словах — о нашем прошлом, настоящем, о нашем человеке, характере, об общественном настроении, образе жизни, семье. Да слова-то какие найдены! А ведь мы ничего не знаем про Шукшина. То есть знаем: был Вася Шукшин, сельский парень с Алтая, служил на флоте, приехал в Москву, выучился на режиссера, актера, пописывал рассказы... Но мы не знаем духовного мира Шукшина, его внутренней биографии. Он ни разу нам не раскрылся. А, может быть, и сам не знал?

Сегодня утром встал рано, истопил печку, поел рису с малиновым вареньем, постучал на пишущей машинке, ободрял себя тем, что надо больше брать на себя, не бояться жизни и т. д.

Пошел в лес, вступил в чистые боры, с благоговением поклонился первому грибу, он оказался единственным. Собака облаивала то одну елку с белкой, то другую, обкусывала сучки на елках, подвывала. Я знаю одного охотника (может быть, все такие?) — он каждую облаянную белку убивал, хотя белки не выкунели, — чтобы не испортить собаку, то есть не подорвать в ней доверия к охотнику.

Вечером сварил последки макарон, разделил пополам с собакой. Днем варил грибной супешник, вышло дьявольски вкусно. Пора уезжать, а как быть с собакой? Мне уже передавали, егерь предупредил: «Если Горышин бросит собаку, я его оштрафую на 40 рублей». Ну ладно, штраф заплачу, а собака?!

Плыли с Татьяной, Левиной женой, на их лодке в Корбеничи, Татьяна за хлебом, за молоком. Собака Песси, в ошейнике, сделанном из моего ремня, с поводком, сидела в носу, маялась морской (озерной) болезнью.

В Корбеничах привел собаку к Жихареву:

— Володя, возьми собаку, по белке работает — перший класс. Белки нынче — навалом.

— Да ты че, Глеб Александрович, она же у Белякова курей передавила, ее же не перевоспитаешь. И у меня свой Матрос.

В Усть-Капше наведался к Текляшевым. Ивана не было дома, Маленькая Маша замахала руками:

— Не надо, не надо и не надо! Эвон с нашей Ритой не знаем, че поделать, такая прожорливая.

В Харагеничах заглянул к Игорю Большакову, безо всякой надежды, так, по пути:

— Игорек, никто из ваших пса не возьмет? Цены ей нет, такая охотница.

— Что, сучка? Это дело хужее. И у нас все особаченные. Вы в Пашозере попытайте, оттуда, помню, спрашивали насчет пса.

Короткий осенний день все больше нахмуривался. Из низкого неба сочился дождь. Собака Песси лежала на заднем сидении моей машины (машина простояла лето у избы Ивана Текляшева), понимала, что решается ее судьба, не выказывала признаков нетерпения, только поднимала голову, когда приходили ее смотреть. Да и умаялась от плавания и езды.

Пашозеро я проехал ходом, свернул в деревню Чога, отпер замок в избе, на берегу одноименной речки, пустил собаку в избу. То есть сначала привязал ее к изгороди, чтобы выгулялась, после — в избу. Взял топор, порубил рухнувшую изгороду, затопил в избе железную круглую печку. Принес трехлитровую банку сливового сока с мякотью, купленную по дороге, предложил собаке подкрепиться этим нектаром (и сам подкрепился). Собака сунула нос в миску, отошла в сторону, посмотрела на меня с обидой. Вот ведь, малину ест за милую душу, а сливой побрезговала.

Изба-то в Чоге моя, мной купленная в совхозе у Соболя. Третья моя изба. Как ни крути, а в брошенной деревне жить скучно. Чога — пока живая.

Постучали в дверь:

— Можно к вам? Это я, ваш сосед, Михалевич Дмитрий Семенович, доктор технических наук. Мы с вами встречались у Игоря Большакова, помните?

— Помню, помню, как же.

— Прошу пожаловать к нам на ужин.

— Покорно благодарю.

Жена доктора наук подала на стол большую сковородку с жареным мясом.

— Извините, — повинился доктор наук, — позавчера я убил медведя. Это — медвежатина.

Поели медвежатины. Речь зашла о моей собаке.

— А мы уже все знаем про вашу собаку, — сказал Дмитрий Семенович. — И хозяина ей нашли. Хороший парень Митя, сантехник.

Медвежатины хватило и нам, и собаке Песси. Ночью она долго пережевывала медвежье мясо, впервые в жизни. Едва ли еще когда попробует.

Я тоже не спал, лежал на разостланном на полу плаще, грел ноги о печь.

Утром приехал сантехник Митя, на мотоцикле с коляской. Я описал ему все превосходные качества его будущей собаки.

— А что, сучка? — спросил Митя.

Отрицать этот факт я, естественно, не мог.

— Я думал, кобель, — сказал Митя.

В избе повисло молчание.

Я пережил внутренне примерно то же, что когда-то, бывало, снесешь рассказ в журнал и ждешь: возьмут, не возьмут. Хотя тогда так остро не переживалось.

Митя молча снял с шеи собаки мой самодельный ошейник, надел свой, приготовленный, вывел собаку на поводке, усадил в коляску и — лататы.

Теперь что же? Теперь до нового лета.

Уходить в леса, плыть по водам

Однажды в Бомбее. Чухари уперлись. Разбомбили озеро. Вечером в Афинах. «Свобода» по ночам. Первая дама Польши. Ни пуха ни пера. Земляничная поляна. Маша-почвенница.