Аккуратные, пахнущие типографской краской, мелкие строчки. Было ли в них что-нибудь от Патрика? Когда газета вышла, Белле хотелось скупить все экземпляры. Ведь на следующий день люди застелили бы ими полы, стали бы засовывать их в промокшие ботинки или подстилать в кошачьи туалеты. Назавтра этот номер превратился бы в старые, забытые новости.
— Белла? — Уилл захотел развернуть ее к себе.
— Все нормально. Честно, — выдавила она вымученную улыбку.
— Точно? — его голос звучал низко и приглушенно.
Он придвинулся ближе и заглянул ей в лицо, и она почувствовала, какой он теплый, крепкий и надежный. Ей захотелось прижаться к нему. Какое это было бы облегчение — просто положиться на него во всем и забыться.
Она совсем незаметно чуть повернула голову, и он, тут же откликнувшись, прижал ее к себе еще крепче. На одну, всего одну секунду она доверилась ему, и он держал ее нежно-нежно и гладил по голове, словно испуганного ребенка. Но в следующее мгновенье Белла собралась, выпрямилась и резко тряхнула головой. Похлопала его по плечу и сказала:
— Ладно. Ты не психотерапевт и не социальный работник. И не обязан вести со мной сочувственные беседы.
С этими словами она отвернулась от его изменившегося, словно от удара, лица. Высвободившись из его объятий, взяла тряпку и начала вытирать со стола, смахивая крошки в подставленную ладонь.
— Прости. Все как-то не так, — сказала она крошкам. — Я просто не могу. Но я в порядке. Правда.
Она почувствовала, как его рука сжала ее плечо, потом услышала, как он отвернулся к раковине и успокаивающе загремел тарелками.
Она спросила Уилла, можно ли воспользоваться его телефоном и проверить, нет ли ей сообщений.
— Конечно. Зачем спрашивать?
На ее автоответчике было два сообщения. Одно от Вив:
— Ой, прости, я забыла, что ты на целых пять дней отправилась на Трахфест. Как там мистер Чудо? Мы умираем без свежих сплетен и твоего цыпленка в лимонном соусе. Хоть ты и нашла свою половинку, нас тоже не забывай.
Другое сообщение было от отца, а она еще не ответила на предыдущее.
— Прости, — сказала она Уиллу, — можно мне еще позвонить отцу?
— До чего ты вежливая, — удивленно тряхнул он головой. — Говорю же, чувствуй себя, как дома.
— Привет, пап. Это я, — сказала она и, прикрыв трубку ладонью, прошептала в сторону Уилла, — я недолго.
Уилл изобразил ладонями букву «т».
— Трепись сколько влезет.
Она кивнула и послала ему воздушный поцелуй.
— Нет, ничего, просто звоню из чужого дома.
Из кухни раздался нарочито громкий голос Уилла:
— Да, мама-папа, это я — «чужой». Заметьте, не «бойфренд», не «партнер», даже не «Уилл», просто — «чужой». До чего она меня любит!
У нее все в порядке, рассказывала она, и дома все хорошо, как раз сейчас идет ремонт, ну, может, не прямо сейчас, но на днях должен начаться. Скоро можно будет распаковаться и жить, как взрослая. Да, и на работе все хорошо; немножко скучно, но зато есть чем платить за дом и за круассаны. Рисование? Рисование тоже продвигается, даже удивительно, она еще не все забыла. Нет, папа, какой ты глупый, для такого она еще не готова. На рисунки? Да, можно посмотреть.
— А почему тогда мне нельзя? — опять влез Уилл.
— Не шуми, — отозвалась она. — Займитесь лучше чаем, юноша.
— О, это Уилл. — продолжила она. — Ну, он... понимаешь... хм-м... ну да, это он. — Она подумала, что можно наконец и признаться. Сколько можно скрытничать?
— Довольно давно. Вообще-то он сначала пришел заняться садом. А сад, — сказала она, увидев, как Уилл входит в комнату с двумя чашками чая, — постоянно требует внимания, все больше и больше. А он теперь просто манкирует своими обязанностями.