Слово о граде Путивле

Отряд конюхов погнал коней к Сейму. Только они собрались купать коней, как услышали ниже по течению веселый, беззаботный смех нескольких женщин. Степняки решили, что коней можно искупать и ниже по течению, поскакали туда посмотреть, кому это так весело. На большой поляне возле реки качались на ветках обнаженные девушки такой неземной красоты, что половцы сперва застыли, не веря своим глазам. Девушки не испугались их. Они продолжали, смеясь, качаться на ветках. Половцы справились с удивлением и набросились на девушек. Каждому досталось по одной. Девушки не сопротивлялись, наоборот, сами целовали и ласкали мужчин. Правда, продолжалось это недолго. Половцы один за другим издавали протяжный сладкий стон и умирали. Их жизнь передавалась русалкам. Они превращались в обычных девушек, какими были до смерти. Увидев, что заласкали мужчину до смерти, и ужаснувшись, они запричитали от горя, распугав лошадей, которые унеслись в лес. Решив, что после такого ужасного поступка они не имеют права жить, все девушки, как по команде, бросились с обрыва в глубокий омут. Поскольку плавать они не умели, утонули быстро – и опять стали русалками.

Только они исчезли в речной воде, как на поляне появился второй отряд половцев, которые прискакали сюда на стоны и плач. Они обнаружили мертвые тела своих соплеменников. Мертвые лежали со спущенными портами. На их телах не было следов насильственной смерти, а на лицах застыли гримасы неземного наслаждения.

– Сладкая смерть, – определил старый половец. – Их убила злая богиня реки.

Испуганные степняки ускакали прочь, оставив мертвых на растерзание диким зверям и птицам.

А в Путивле воевода Олекса Паук утром обошел все укрепления. Он отпустил ночную стражу отдыхать, дневной приказал:

– Смотрите в оба. Если что, сразу зовите меня. Я сейчас пойду к княгине, доложу, что все в порядке, а потом – домой, подремлю малость, а то всю ночь глаз не смыкал.

О том, что не смыкал глаз на сеновале у Голопузов, воевода промолчал.

– Возьми меня с собой к княгине, – попросил берендей Бут, сопровождавший Паука во время обхода.

Раньше берендей ни разу ни о чем не просил Олексу Паука.

– А тебе зачем к ней? – удивленно спросил воевода.

– Не к ней, а к княжне Ярославе, – ответил Бут.

– А княжна тебе зачем? – еще больше удивился Паук.

– Надо, – отрезал берендей, и его «лоскутное» лицо начало наливаться кровью.

– Ну, раз надо, значит, надо, – сказал воевода Паук, решив не донимать берендея. – Пойдем.

Княгиня Ефросинья Ярославна и княжна Ярослава Игоревна вместе с дворовыми девками занимались рукоделием в светелке. Обе были в трауре по Олегу Игоревичу. Ефросинья Ярославна одела черный летник с червчатыми вошвами, на которых были вышиты золотом жар-птицы, а на голове – черный убрус с украшенными жемчугом висячими концами. На княжне был простой черный летник, лишь на черной ленте на волосах имелось украшение из жемчужин в виде крестиков. Черный цвет шел и матери, и дочери, но больше последней. Он оттенял белизну узкого вытянутого лица и длинной тонкой шеи Ярославны, подчеркивал ее иконописную красоту.

– Здравствуй, матушка! – поклонившись в пояс, поздоровался с княгиней воевода Олекса Паук, а потом с княжной: – Здравствуй, красавица ненаглядная!

Берендей Бут тоже неумело поклонился и негромко пробурчал себе под нос приветствие.

– Доброе утро! – ответили Ефросинья Ярославна и смущенная Ярослава, которая была уверена, что красивой ее называют только потому, что княжна.

Ярослава отдельно кивнула берендею. Княгиня только мельком глянула на «лоскутное» лицо Бута, смогла, в отличие от дворовых девок, не показать отвращение и заставила себя больше не смотреть на него.

– Как почивали? – спросил Олекса Паук.

– Спасибо, хорошо, – ответила княгиня Ефросинья. – А как у вас ночь прошла?

– Спокойно, – ответил воевода. – Пока дождь идет, они нападать не станут. А там, глядишь, подмога подоспеет.

– Дай-то бог! – произнесла княгиня и перекрестилась.

Вслед за ней перекрестились и все остальные.

– А мы к ним ночью наведываемся, многих уже перебили, – сообщил Олекса и толкнул локтем берендея: говори, что хотел.

Берендей впервые в жизни замялся, не зная, с чего начать. Чем дольше он молчал, тем труднее ему было начать говорить. Лицо его становилось все краснее от прихлынувшей крови и все безобразнее.

– Подарок он принес княжне, – пришел воевода на помощь берендею.

Бут выдавил из себя нечленораздельное мычание, подошел к Ярославе и подал ей меч, завернутый в красно-золотой платок из тафты. Подарок удивил княжну. Она ожидала видеть что угодно, только не оружие.

Прокашлявшись, берендей сказал:

– Это меч твоего отца.

– Да, – подтвердила княгиня Ефросинья. – Где ты его взял?

– У половцев – где ж еще?! – ответил Олекса Паук за берендея и, криво усмехнувшись, сообщил: – Он каждую ночь в гости к ним ходит и много подарков приносит.

– Что ты хочешь за меч? – спросила Ефросинья Ярославна.

– Это подарок княжне, – пробурчал Бут, глядя в пол, и переступил с ноги на ногу, словно хотел убежать, но никак не решался.