Слово о полку Игореве

Однако было бы ошибочным считать, что перед нами типичное ораторское произведение, предполагать, что в „Слове о полку Игореве“ соединены жанровые признаки ораторского „слова“. Не исключена возможность, что автор „Слова“ предназначал свое произведение для пения. Во всяком случае, лирики, непосредственной передачи чувств и настроений в „Слове“ больше, чем это можно было бы ожидать в произведении ораторском. Исключительно сильна в „Слове“ и его ритмичность. Наконец, следует обратить внимание и на то, что автор „Слова“, хотя и называет свое произведение очень неопределенно — то „словом“, то „песнью“, то „повестью“, однако, выбирая свою поэтическую манеру, рассматривает как своего предшественника не какого-либо из известных и нам ораторов XI—XII вв., а Бояна — певца, поэта, исполнявшего свои произведения под аккомпанемент какого-то струнного инструмента — повидимому гуслей. Автор „Слова“ до известной степени противопоставляет свою манеру поэтической манере Бояна (автор обещает начать свою „песнь“ „по былинамь сего времени, а не по замышлению Бояню“), однако это противопоставление потому-то и возможно, что он считает Бояна своим предшественником в том же роде поэзии, в каком творит и сам.[569]

Таким образом „Слово о полку Игореве“ — это призыв к единению. „Слово“ было, несомненно, написано автором, но автор чувствовал свою связь с живым, устным словом, с устной поэзией; автор чувствовал свое произведение произнесенным. Если это речь, то она близка к песне; если это песнь, то она близка к речи. К сожалению, ближе определить жанр „Слова“ не удается. И в том, и в другом случае „Слово“ было предварительно написано ее автором, и именно это обстоятельство сгладило в нем четкие признаки песни или речи. Но и написанное оно сохраняет для нас обаяние живого, устного слова, — слова горячего, убеждающего, полного самой искренней, самой задушевной и сердечной любви к Родине, полного веры в тех, к кому оно обращалось. „Смысл поэмы, — писал К. Маркс, — призыв русских князей к единению как раз перед нашествием монголов“.[570]

* * *

Призыв к единению перед лицом внешней опасности пронизывает собою все „Слово“ от начала и до конца. Необходимость этого единения автор „Слова о полку Игореве“ доказывает на примере неудачного похода Игоря, доказывает многочисленными историческими сопоставлениями, доказывает изображением последствий княжеских усобиц, доказывает, рисуя широкий образ Русской земли, полной городов, рек и многочисленных обитателей, рисуя русскую природу, бескрайние просторы родины.

На примере похода Игоря и его неудачи автор показывает несчастные последствия отсутствия единения. Игорь терпит поражение только потому, что пошел в поход один. Он действует по феодальной формуле: „мы собе, а ты собе“. Слова Святослава Киевского, обращенные к Игорю Святославичу, характеризуют в известной мере и отношение к нему автора „Слова“. Святослав говорит, обращаясь к Игорю и Всеволоду: „О моя сыновчя, Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую землю мечи цвѣлити, а себѣ славы искати. Нъ нечестно одолѣсте, нечестно бо кровь поганую пролиясте. Ваю храбрая сердца въ жестоцемъ харалузѣ скована, а въ буести закалена. Се ли створисте моей сребреней сѣдинѣ... Нъ рекосте: «Мужаимѣся сами: преднюю славу сами похитимъ, а заднюю си сами подѣлимъ!» А чи диво ся, братие, стару помолодити? Коли соколъ въ мытехъ бываетъ, высоко птицъ възбиваетъ: не дастъ гнѣзда своего въ обиду. Нъ се зло — княже ми непособие: наниче ся годины обратиша“.

По существу, весь рассказ в „Слове“ о походе Игоря выдержан в этих чертах его характеристики Святославом: безрассудный Игорь идет в поход, несмотря на то, что поход этот с самого начала обречен на неуспех. Он идет, несмотря на все неблагоприятные „знамения“. Единственной движущей силой его при этом является стремление к личной славе. Игорь говорит: „Братие и дружино! Луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти; а всядемъ, братие, на свои бръзые комони, да позримъ синего Дону“, и еще: „Хощу бо, рече, копие приломити конець поля Половецкаго; съ вами, русици, хощу главу свою приложити, а любо испити шеломомь Дону“ (ср. похвальбу Игоря и Всеволода в рассказе Лаврентьевской летописи о походе Игоря: „Мы есмы ци не князи же? Поидем, такы же собе хвалы добудем“). Желание личной славы „заступает ему знамение“. Ничто не останавливает Игоря на его роковом пути.

Осуждение Игоря явно чувствуется еще в одном месте „Слова о полку Игореве“, по другому поводу. Сравнивая битву Игорева войска и половцев с пиром, автор „Слова“ говорит: „Ту кроваваго вина не доста; ту пиръ докончаша храбрии русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую“. Автор „Слова“ неизменно точен в выборе выражений. Слово „сваты“ употреблено им в отношении половцев далеко не случайно. Предводитель половецких сил хан Кончак был действительно „сватом“ Игоря. Сын Игоря был помолвлен с дочерью Кончака еще раньше. Свадьба состоялась в плену. Владимир вернулся из плена „с дитятею“ и уже по возвращении из плена был венчан по церковному обряду.