Слово о полку Игореве

Неоднократно упоминается в „Слове“ и дедняя слава — слава родовая, княжеская: Изяслав Василькович „притрепа славу дѣду своему Всеславу“, Ярославичи и „все внуки Всеслава“ уже „выскочисте изъ дѣдней славѣ“; Всеслав Полоцкий расшиб „славу Ярослава“ — славу новгородскую.

Наконец, в „Слове о полку Игореве“ неоднократно упоминается и о пении той самой „славы“ — хвалебной песни, в которой конкретизировалось понятие „славы“ как народной молвы. Песни Бояна были песнями хвалебными — „славами“ („они же сами княземъ славу рокотаху“), посвященными тому или иному герою и их подвигам („которыи дотечаше, та преди пѣснь пояше старому Ярославу, храброму Мстиславу, иже зарѣза Редедю предъ пълкы касожьскыми, красному Романови Святъславличю“).

„Славу“ поют окружающие Русь народы. Они поют ее не в гриднице Святослава, как ошибочно думали некоторые исследователи „Слова“, а в своих странах. Перед нами тот же образ всесветной славы русских князей, что и в „Слове“ Илариона, в „Молении“ Даниила Заточника, в житиях Александра Невского и Довмонта Тимофея, в „Слове о погибели Русской земли“ и в „Похвале роду рязанских князей“: „Ту нѣмци и венедици, ту греци и морава поютъ славу Святъславлю“. Здесь понятие „славы“ как „известности“ и „славы“ как „хвалебной песни“ поэтически слиты, но в „Слове“ имеются и упоминания пения „славы“, в реальности которых нет оснований сомневаться. При возвращении Игоря из плена ему поют славу „девици“ „на Дунаи“. Сам автор „Слова“ заключает свое произведение традиционной славой князьям и дружине: „Пѣвше пѣснь старымъ княземъ, а потомъ молодымъ пѣти: «Слава Игорю Святъславличю, буй-туру Всеволоду, Владимиру Игоревичу». Здрави князи и дружина, побарая за христьяны на поганыя плъки! Княземъ слава а дружинѣ. Аминь“.

Таким образом автор „Слова о полку Игореве“ воспроизводит современные ему события, оценивает их и дает характеристики князьям — своим современникам — на основании народной „молвы“, „славы“, которая в XII в. имела свои особенности, связанные с идеологией классового феодального общества. Свои суждения автор „Слова“ не отделяет от общественного мнения. Выразителем общественного мнения он себя и признает, стремясь передать свою оценку событий, свою оценку современного положения Руси как оценку общенародную. Но при этом то общественное мнение, которое он выражает, является общественным мнением лучших русских людей его времени.

Автор „Слова“ в нормах феодального поведения, в кодексе дружинных представлений о „чести“ и „славе“, в идеологии верхов феодального общества выделяет лучшие стороны и только эти стороны поэтизирует. Он наполняет своим, более широким, патриотическим содержанием понятия „чести“, „славы“, „хвалы“ и „хулы“. За поиски личной славы он осуждает Игоря Святославича и его брата Всеволода, Бориса Вячеславича и других русских князей. Однако во всех тех случаях, где речь идет о „славе“ в более широком значении, автор „Слова“ сочувственно говорит о ней. Понятие „чести“ и „славы“ перерастают в „Слове“ свою феодальную ограниченность. Для автора эти понятия с их ярко выраженными сословными оттенками значения приобретают смысл общенародный. Честь и слава родины, русского оружия, князя как представителя всей Русской земли волнуют автора „Слова“ прежде всего.

Итак, задачей „Слова“ было не столько военное, сколько идейное сплочение всех лучших русских людей вокруг мысли о единстве Русской земли. Вот почему автор „Слова“ так часто и так настойчиво апеллирует к общественному мнению. Эта задача была рассчитана не на год и не на два. В отличие от призыва к организации военного похода против половцев, она могла охватить своим мобилизующим влиянием целый период русской истории — вплоть до татаро-монгольского нашествия. И не случайно К. Маркс писал о „Слове“, что смысл его — в призыве русских князей к единению „как раз перед нашествием монголов“.

IV

Художественная форма „Слова о полку Игореве“ тесно связана с его идейным содержанием и неотделима от него. Она народна в самом широком смысле этого выражения: она близка к народному устному творчеству,[571] она тесно связана с живой устной русской речью и с русской действительностью.

Образная устная русская речь XII в. во многом определила собой поэтическую систему „Слова о полку Игореве“. Автор „Слова“ берет свои образы не только из фольклора, — он извлекает их из деловой речи, из лексики военной и феодальной.

Нельзя думать, что между обыденной речью и речью поэтической лежала непреодолимая преграда. Качественные различия обыденной речи и поэтической допускали все же переходы обыденной речи в поэтическую и не отменяли наличия художественной выразительности в речи обыденной, каждодневной, прозаической и деловой. По большей части эта художественная выразительность в обыденной речи служила подсобным целям, была оттеснена на второй план, но она, тем не менее, ярко ощущалась и окрашивала язык XII в. с большей или меньшей интенсивностью.