Читаем Слово о полку Игореве полностью

Тогда великий Святослав [Всеволодович Киевский] изронил золотое слово, со слезами смешанное, и сказал: «О мои дети [мои младшие князья], Игорь и Всеволод! Рано начали вы [слишком вы поторопились] Половецкой земле досаждать мечами, а себе славы искать, но одолели [вы половцев] без чести [для себя], без чести ведь кровь поганую пролили. Ваши храбрые сердца из крепкого булата выкованы и в смелости закалены. Что же сотворили [вы] моей серебряной седине? Не вижу я уже [также] у власти [не вижу уже власти над вами] сильного, и богатого, и обильного воинами брата моего Ярослава [Всеволодовича Черниговского], с черниговскими боярами, с воеводами, и с татранами, и с шельбирами, и с топчаками, и с ревугами, и с ольберами [т. е. со всеми черниговскими ордами ковуев]. Те ведь без щитов, с одними засапожными ножами, кликом полки побеждают, звоня в прадедовскую славу [т. е. побеждают, наводя ужас только боевым кличем и своей славой храбрых воинов, перешедшей к ним от прадедов]. Но вы сказали: «Помужествуем сами [сами проявим мужество, не прибегая ни к чьей помощи], прошлую славу [славу предшествующего похода соединенных русских сил под главенством Святослава Киевского] сами похитим [присвоим себе славу замирителей степи, принадлежащую Святославу Киевскому], а будущую [славу своего собственного похода] сами поделим [между собой только, не привлекая других князей к походу]!» А разве дивно, братья, [мне] старому помолодеть [разве удивительно, что я перед тем победил половцев – в том походе, славу которого вы хотели похитить]? – когда сокол надел оперение взрослой птицы, высоко [он] птиц взбивает; не даст гнезда своего в обиду. [Следовательно: я-то силен, хоть и стар, защищаю свое гнездо,] но вот зло – князья мне не в помощь [остальные князья мне не помогают]: худо времена обернулись. И вот у Римова кричат под саблями половецкими, а Владимир [Глебович Переяславский] под ранами [полученными им под Переяславлем при обороне его от вторгнувшихся на Русь вслед за поражением Игоря половцев]. Горе и тоска сыну Глебову [Владимиру Глебовичу]!»


На этом заканчивается «золотое слово» Святослава и вступает в силу голос самого автора, призывающего князей на защиту Руси. Автор обращается к Всеволоду Юрьевичу Владимирскому с призывом выступить за Русскую землю.

Великий князь Всеволод [Всеволод Юрьевич Владимиро-суздальский]! [Неужели] и мысленно тебе не прилететь издалека [из Владимира Суздальского], отцов золотой престол поблюсти [поблюсти киевский престол, на котором когда-то сидел отец Всеволода – Юрий Долгорукий]? Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать [у тебя столько воинов, что ты легко можешь завоевать всю Волгу], а Дон шлемами вычерпать [ты не только можешь «испить из Дону воды», т. е. завоевать земли по Дону, но ты можешь вычерпать его весь, – не «испить», а «выпить»]. Если бы ты [только] был [здесь – на юге], то была бы [продавалась бы] невольница [половецкая] по ногате [по мелкой монете], а раб [половчин] по резани [по еще более мелкой монете; так велики были бы последствия твоего пребывания здесь]. Ты ведь можешь посуху живыми копьями метать – удалыми сыновьями Глебовыми! [князьями рязанскими – сыновьями Глеба Ростиславича. Рязанских князей, княживших на юг от Владимира, автор «Слова» сравнивает с копьями – оружием первой стычки в бою].


Автор обращается к Рюрику и Давиду Ростиславичам с призывом выступить за Русскую землю.

Ты, буйный Рюрик [Ростиславич] и Давид [Ростиславич]! Не ваши ли воины золочеными шлемами по крови плавали [не вам ли отомстить за своих воинов]? Не ваша ли храбрая дружина рыкает, как туры, раненные саблями калеными на поле незнаемом [в земле Половецкой; не ваша ли дружина рвется в бой отомстить за свои раны]? Вступите [же], господа, в золотые стремена [выступите в поход] за обиду сего времени [отомстите за поражение Игоря], за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича!


Автор обращается к Ярославу Владимировичу Галицкому с призывом выступить за Русскую землю.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзив: Русская классика

Судьба человека. Донские рассказы
Судьба человека. Донские рассказы

В этой книге вы прочтете новеллу «Судьба человека» и «Донские рассказы». «Судьба человека» (1956–1957 гг.) – пронзительный рассказ о временах Великой Отечественной войны. Одно из первых произведений советской литературы, в котором война показана правдиво и наглядно. Плен, немецкие концлагеря, побег, возвращение на фронт, потеря близких, тяжелое послевоенное время, попытка найти родную душу, спастись от одиночества. Рассказ экранизировал Сергей Бондарчук, он же и исполнил в нем главную роль – фильм начинающего режиссера получил главный приз Московского кинофестиваля в 1959 году.«Донские рассказы» (1924–1926 гг.) – это сборник из шести рассказов, описывающих события Гражданской войны. Хотя местом действия остается Дон, с его особым колоритом и специфическим казачьим духом, очевидно, что события в этих новеллах могут быть спроецированы на всю Россию – война обнажает чувства, именно в такое кровавое время, когда стираются границы дозволенного, яснее становится, кто смог сохранить достоинство и остаться Человеком, а кто нет.

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза

Похожие книги

Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2
Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

Второй том «Очерков по истории английской поэзии» посвящен, главным образом, английским поэтам романтической и викторианской эпох, то есть XIX века. Знаменитые имена соседствуют со сравнительно малоизвестными. Так рядом со статьями о Вордсворте и Китсе помещена обширная статья о Джоне Клэре, одаренном поэте-крестьянине, закончившем свою трагическую жизнь в приюте для умалишенных. Рядом со статьями о Теннисоне, Браунинге и Хопкинсе – очерк о Клубе рифмачей, декадентском кружке лондонских поэтов 1890-х годов, объединявшем У.Б. Йейтса, Артура Симонса, Эрнста Даусона, Лайонела Джонсона и др. Отдельная часть книги рассказывает о классиках нонсенса – Эдварде Лире, Льюисе Кэрролле и Герберте Честертоне. Другие очерки рассказывают о поэзии прерафаэлитов, об Э. Хаусмане и Р. Киплинге, а также о поэтах XX века: Роберте Грейвзе, певце Белой Богини, и Уинстене Хью Одене. Сквозной темой книги можно считать романтическую линию английской поэзии – от Уильяма Блейка до «последнего романтика» Йейтса и дальше. Как и в первом томе, очерки иллюстрируются переводами стихов, выполненными автором.

Григорий Михайлович Кружков

Языкознание, иностранные языки