Слово о полку Игореве — подделка тысячелетия

Но ведь гибель значительной части войска и пленение 5 тысяч воинов, за которых был нужен громадный выкуп, тоже не повод для веселья. А вот здесь как раз и зарыта собака! Да, много погибло воинов, почитай весь полк Рыльского князя Святослава Ольговича, и сам он не то погиб в бою, не то умер в плену, будучи тяжело раненым. Но куда подевался 5-тысячный контингент пленных русичей? Почему об этом молчит летописец? Откуда узнал В. Н. Татищев о сумме выкупа за пленных? Похоже, он располагал на этот счет летописным свидетельством, не дошедшим до нас. Если ему известна была сумма выкупа, то это еще не означает, что около трех тонн серебра было собрано и отправлено в обмен на пленных. Обмен на пленных, обмен пленными – вот оно ключевое слово! Игорь потому организовывал процедуру пленения своих воинов, спасая их от поголовного истребления, поскольку знал, что в княжествах Киевской Руси томятся около 7 тысяч половецких войск, среди которых находятся близкие родственники половецких ханов Кончака и Гзака. Не бежал Игорь из плена, пробираясь на Родину «аки тать в нощи», свой позор он сумел искупить, организовав обмен пленными, в результате на Родину вернулись все плененные русичи, безоружные, истощенные, но живые! Вот она, всеобщая радость и «градам» и «странам». По определению историков и лингвистов «гради» – это отдельные районы Киева («город Владимира» на Старокиевской горе, «Нижний город», «город Ярослава», «город Изяслава» на Михайловской горе, укрепленные, огороженные посады Шелковица, Копырев конец, а также монастырь), все они входили во владения Святослава и все они радовались возвращению пленников. Соправитель Святослава князь Рюрик владел периферийной частью княжества: ему принадлежали «страны», то есть веси, или села и деревни по нынешним временам, Киевской области, которые тоже радовались и веселились.

Любознательный читатель:

– Позвольте, а как же быть с побегом, так красочно описанном в «Слове», со всеми этими охотничьими трофеями, «гусями» и «лебедями», коих «избивал» Игорь к «завтроку и обѣду и ужинѣ».

– Вот именно, «красочно описанный» виртуальный побег князя Игоря из плена – это всего лишь поэтическая аллегория, не описывать же автору повести рутинную процедуру обмена военнопленными.

Нам остается только одно – назвать имя автора этой «жемчужины мировой поэзии», вернее, имя Анонима, написавшего «старыми словесы» повесть о походе в Половецкую степь князя Игоря Святославича, внука Ольгова. Задача чрезвычайной важности, как пишет в заключении своей статьи Борис Дедюхин, по какой-то причине не упомянутый в Энциклопедии «Слова о полку Игореве»: «Поколения ученых вот уже <более двухсот лет> пытаются раскрыть тайны древнего текста: «Слово» прочитано, переведено, прокомментировано, осмыслено. Но все равно еще остается «конгломерат загадок», среди которых есть одна серьезности чрезвычайной – личность автора, «тягостная безымянность», как выразился академик Б. А. Рыбаков»[367].

Глава V Троян-Триумвир – Коллективный автор «Слова о полку Игореве»

Боянѣ бо Вѣщий, аще кому хотяше пѣснь творити, то растѣкашется мыслию по древу, сѣрымъ вълком по земли, шизымъ орломъ подъ облакы.

«Слово о полку Игореве»

Своеобразным «темным местом» «Слова о полку Игореве» является сама история загадочного появления памятника из 600-летнего небытия и не менее загадочного исчезновения его в пламени Отечественной войны 1812 года. Более двухсот лет, ровно столько, сколько разгадываются тайны содержательной части «Слова», не дает покоя исследователям история появления и исчезновения протографа памятника. Вопросы к первоиздателям «Слова» по поводу таинственного приобретения рукописи, хранившейся в Спасо-Ярославском монастыре, появились практически одновременно с публикацией Игоревой песни, или, как она была названа первоиздателями, «Ироической песни о походе на половцев удельного князя Новгорода-Северского Игоря Святославича, писанная старинным русским языком на исходе XII столетия, с переложением на употребляемое ныне наречие». Несмотря на то что в подготовке к изданию и к самому изданию привлекалось довольно значительное число лиц, так называемых «самовидцев» «Слова», никакой информации о подробностях «находки» повести долгое время не появлялось, хотя многие стремились получить от них и прежде всего от самого А. И. Мусина-Пушкина хотя бы какие-то сведения об обстоятельствах приобретения и подготовки рукописи к печати. Наиболее дотошным «нарушителем спокойствия», которое хранил граф А. И. Мусин-Пушкин, оказался совсем молодой исследователь памятников древнерусской письменности К. Ф. Калайдович, с краткой биографией которого читатель познакомился в одной из предыдущих глав нашего исследования.