Слово о полку Игореве — подделка тысячелетия

Смутилось сердце киевлян;
Бегут нестройными толпами
И видят: в поле меж врагами,
Блистая в латах, как в огне,
Чудесный воин на коне
Грозой несется, колет, рубит,
В ревущий рог, летая, трубит…
То был Руслан. Как божий гром,
Наш витязь пал на басурмана

;Он рыщет с карлой за седлом
Среди испуганного стана.
Где ни просвищет грозный меч,
Где конь сердитый ни промчится,
Везде главы слетают с плеч
И с воплем строй
на строй валится;
В одно мгновенье бранный луг
Покрыт холмами тел кровавых.
Живых, раздавленных, безглавых,
Громадой копий, стрел, кольчуг.

Яръ туре Всеволоде!
Стоиши на борони,
прыщеши на вои стрелами,
гремлеши о шеломы
мечи харалужными!
Камо, туръ, поскочяше,
своимъ златымъ шеломомъ
посвечивая,
тамо лежатъ поганыя
головы половецкыя.
Поскепаны саблями калеными
шеломы оварьскыя,
отъ тебе,
яръ туре Всеволоде!

Руслан возвратился в ликующий Киев после славной победы над печенегами, однако ликует Русская земля также и по поводу возвращения из половецкого плена князя Игоря. Что бы это значило? Не здесь ли таится разгадка цели «темного» похода Игорева воинства в половецкую степь? Похоже, что Пушкин догадывался об истинной причине, послужившей поводом для совершения этого похода, поскольку ассоциативно связывает между собой финальные сцены своей поэмы и «Слова о полку Игореве»:

Ликует Киев… Но по граду
Могучий богатырь летит;
В деснице держит меч победный;
Копье сияет, как звезда

;Струится кровь с кольчуги медной;
На шлеме вьется борода;
Летит, надеждой окрыленный,
По стогнам шумным в княжий дом.
Народ, восторгом упоенный,
Толпится с кликами кругом,
И князя радость оживила.
В безмолвный терем входит он,
Где дремлет чудным сном Людмила;
Владимир в думу погружен…

Солнце светится на небесе, —
Игорь князь въ Руской земли;
девицы поютъ на Дунаи, —
вьются голоси чрезъ море
до Киева.
Игорь едет по Боричеву
къ святей богородици
Пирогощей.
Страны ради, гради весели.

И князя радость оживила. В безмолвный терем входит он, Где дремлет чудным сном Людмила; Владимир в думу погружен…

Не только в этих двух замечательных творениях Пушкина видна невооруженным глазом перекличка с бессмертными строками «Слова». Во многих других произведениях поэта эта тенденция сохранилась, на что указывают в своих сочинениях вышеназванные пушкинисты Новиков и Прийма. А Т. М. Николаева, усмотрев влияние «Слова» практически на все творчество Пушкина, посвятила поиску этого влияния замечательную монографию, нами уже выше упоминаемую: «“Слово о полку Игореве” и пушкинские тексты» (М., «КомКнига», 2010).

Увлечение «Словом» было настолько глубоким и постоянным, что практически во всех произведениях Пушкина можно найти отголоски этого памятника. Поэт решил ответить ответ на вопрос о том, где и по какому поводу родился этот шедевр русской словесности, но, самое главное, кто его автор?

«Первая задача, – писал известный ученый М. А. Цявловский, – стоящая перед Пушкиным как толкователем и переводчиком памятника, заключалась в осмыслении всех слов его. Поэтому самой ранней стадией его работы являются лингвистические заметки. Он искал и сопоставлял слова интересующего его памятника в Библии, в летописях, в Четьих-Минеях».

О характере работы Пушкина над «Словом» дает возможность судить и письмо Александра Тургенева к его жившему тогда в Париже брату, Николаю Тургеневу, написанное в декабре 1836 года.

Письмо это было вызвано просьбой французского лингвиста Эйхгофа прислать ему экземпляр «Слова о полку Игореве»: он собирался прочесть в Сорбонне цикл лекций по русской литературе.

А. И. Тургенев писал брату[178]: