Слово после казни

Но Антоныч тут же обрушил на нас ушат холодной воды.

— Не торопитесь радоваться,— сказал он,— Вполне возможно, Ауфмайер попробует сделать Орленка своим холуем. Кроме того, им как «передовым» гефтлингом. может заинтересоваться гестапо и предложить стать их агентом. Будьте готовы ко всему.

Не успели мы попрощаться с Антонычем, как пришел Ауфмайер. По его приказу Пауль выстроил нас и, как положено, отдал рапорт, после чего Ауфмайер обратился к нам с традиционной речью о «дисциплине и порядке».

— Мои труды не пропали даром,— сказал под конец Ауфмайер.— Наш блок признали лучшим в лагере, что побудило меня обратиться к лагерфюреру с ходатайством о поощрении некоторых гефтлингов, разумеется, лучших.

Затем он сказал, что его стараниями пять польских фольксдойче признаны чистокровными арийцами. Отныне они становятся привилегированными гефтлингами. Блокфюрер вынул из кармана блокнот и назвал пять номеров, приказав их обладателям выйти из строя. Вперед вышли пятеро уголовников с зелеными винкелями на груди. Тут же перед строем им разрешено было спороть букву «P». Новоиспеченные арийцы подобострастно благодарили блокфюрера и в его лице лагерфюрера.

Затем Ауфмайер назвал мой номер и приказал выйти из строя.

— За исключительную старательность в работе, дисциплинированность и послушание,— сказал он,— командование лагеря снимает с тебя мишень штрафника и причисляет к привилегированным гефтлингам.

Я поблагодарил Ауфмайера за «отеческую заботу».

Заискивающе улыбаясь, Плюгавый Вацек тут же перед строем отпорол перочинным ножичком спереди и сзади красные мишени штрафника.

Ауфмайер говорил еще несколько минут, после чего пошел с Паулем в блок — он не выносил жары.

Солнце заходило. Тяжелая духота начала понемногу спадать, и тем не менее от накаленных за день каменных блоков и брусчатки несло жаром. Янкельшмока на площадке не было, и узники опустились на землю. Многие дремали в полузабытьи, другие, сбившись в кучи, рассказывали друг другу всевозможные житейские истории, чтобы хоть как-нибудь скоротать время и не думать о голоде. Это были тихие, блаженные минуты, не столь уже частые в нашей жизни. Я, Жора и несколько парней лежали на земле перед блоком, обсуждая события дня. Все радовались, что я избавился от штрафной команды, но вместе с тем высказывали опасения, как бы щедрость эсэсовского начальства не вышла мне боком. В это время на площадке появился Вацек.

— Хундертайнундрайсикхундертайундзехцик!— прогундосил Плюгавый.

Я подбежал к нему. Отрапортовал.

— Иди в комнату блокового, тебя вызывает господин блокфюрер, — прокаркал Плюгавый, поощрительно хлопнув меня по спине.

В коридоре я привел себя в порядок, вытер пыль на ботинках и с замиранием сердца постучал в дверь.

— Герайн!

Ауфмайер был явно навеселе, В комнате больше никого не было. Я отрапортовал, как положено, и замер на месте.

— Ну, доволен?— спросил он.

— Не знаю, как и благодарить вас за вашу доброту, герр блокфюрер.

— Это верно. Я мог бы давно уже отправить тебя на тот свет, могу сделать это и сейчас. Но я человек слова. Пообещал отблагодарить за услугу — сделал. Я умею выполнять обещание. Это мой принцип, мое правило. Порядочность прежде всего.

Я снова поблагодарил Ауфмайера.

— Откуда ты прибыл в Аушвитц?

— Из Мысловицкого лагеря, а перед тем сидел в краковской тюрьме, в Моабитской.

— Да ты заслуженный гефтлинг, со стажем и опытом! Ну что ж, тем лучше. Хорошо и то, что владеешь немецким.

Я опять поблагодарил Ауфмайера, понимая, что все услышанное — всего лишь преамбула.

— Тебя никто не обижает?

— Никто. Я глубоко благодарен вам, герр блокфюрер.

— А теперь открой-ка эту тумбочку и вынь из нее пакет.— Я повиновался.— Там буханка белого хлеба, колбаса и маргарин. Все возьмешь себе,— сказал Ауфмайер, не сводя с меня пристального, изучающего взгляда.— Ты давно был в Моабите?

— В мае прошлого года, герр блокфюрер.

— Тебе случайно не приходилось там слышать о Вилли Шмидте?

— Не только слышать. Я имел счастье сидеть с ним в одной камере, в сто сорок четвертой. Великий гангстер был у нас старостой,— ответил я, чем очень обрадовал Ауфмайера.

Он просто загорелся весь. Поднявшись с подушки и расстегнув китель, долго расспрашивал меня о Вилли Шмидте.

Несомненно, его прошлое было прочно связано c этим гангстером.

Ауфмайер смотрел на меня почти с нежностью.

После того как я рассказал о Вилли все, что знал, Ауфмайер минуты две молчал, довольно потирая руки, оживленный и радостный. Я тоже был рад, что все идет пока гладко.

— Со мной не пропадешь, мой мальчик. Ты умница, видать, умеешь и организовывать! В моем блоке ты будешь как у Христа за пазухой. Я тебе доверяю и хочу, чтобы ты кое-что делал для меня.

Я заверил Ауфмайера, что на меня он может положиться, как на самого себя.

— Хорошо. Но предупреждаю: язык держи за зубами! Если где-нибудь что-либо сболтнешь, мгновенно переведу тебя в гиммелькоманду. У меня это просто.

Понял?