Слово президента

Самым трудным оказалось урегулировать проблему со Всемирной организацией здравоохранения. Это удалось сделать лишь потому, что до сих пор все развивалось столь благоприятно. Бенедикт Мкуза, пациент «Зеро», был мёртв, а его тело кремировано. Группа из пятнадцати экспертов ВОЗ обшарила окрестности деревни, в которой жил мальчик, и ничего пока не обнаружила. Критическое время ещё не истекло — у заирской Эбола нормальный инкубационный период от четырех до десяти суток, хотя были зарегистрированы аномальные случаи, когда он составлял от двух до девятнадцати дней — но другой такой случай произошёл у него на глазах. Оказалось, что юный Мкуза имел склонность к натуралистике и проводил много времени в джунглях, так что сейчас в тропическом лесу работала поисковая партия, которая вылавливала грызунов, летучих мышей и обезьян, в очередной раз пытаясь найти «носителя» смертоносного вируса. Члены экспедиции очень надеялись, что на этот раз им улыбнётся удача. Пациента «Зеро» доставили прямо в больницу благодаря видному общественному положению семьи. Его родители, богатые и образованные люди, доверили лечение мальчика специалистам, не пытаясь вылечить его самостоятельно, и этим, по-видимому, спасли себя, хотя даже сейчас ждали конца инкубационного периода с ужасом, который даже превосходил горе по умершему сыну. Ежедневно у них брали пробы крови, однако тесты могли оказаться ошибочными, как неосторожно сообщил им один равнодушный врач. Независимо от этого специалисты ВОЗ надеялись, что эта вспышка лихорадки Эбола ограничится двумя жертвами, и поэтому согласились рассмотреть предложение доктора Моуди.

Разумеется, не обошлось без возражений. Местные заирские врачи настаивали на том, чтобы лечение сестры Жанны-Батисты продолжалось в их больнице. Тут был определённый смысл. Они накопили больший опыт в лечении заирской Эбола, чем кто-либо другой, хотя пациентам это принесло до сих пор мало пользы, и делегация ВОЗ не хотела оскорблять своих заирских коллег по политическим причинам. Трагические инциденты случались и раньше, так что высокомерие европейских врачей вызывало недовольство местного медицинского персонала.

Будет лишь справедливо отметить, что обе стороны были до определённой степени правы. Профессиональная подготовка африканских врачей была не одинаковой. В одних случаях она была блестящей, в других оставляла желать много лучшего, а большинство составляли рядовые врачи. Решающим аргументом послужила высочайшая репутация профессора Руссо в международном медицинском сообществе. Он был талантливым учёным и преданным своему делу клиницистом, который отказывался верить в неизлечимость вирусных болезней. Руссо, следуя традициям великого Пастера, не сомневался, что в конце концов сумеет добиться успеха. Он использовал при лечении лихорадки Эбола рибавирин и интерферон, но безрезультатно. Его последние теоретические исследования были исключительно яркими, хотя, скорее всего, вряд ли могли оказаться эффективными, но они дали определённые результаты при опытах на обезьянах, и ему хотелось попробовать свой метод на пациенте в строго контролируемых условиях. Хотя несовершенство метода исключало его использование в клинических условиях, но с чего-то следовало начинать.

Решающим фактором, как и можно было ожидать, оказалась личность пациента. Многие сотрудники медицинской группы ВОЗ знали Жанну-Батисту по её работе во время недавней вспышки лихорадки Эбола в Киквите. Жанна-Батиста вылетела туда, чтобы руководить действиями местных медицинских сестёр, а врачи, как и представители других профессий, склонны к сочувствию, когда речь идёт об одном из них. Наконец было принято решение, что доктор Моуди может перевезти пациентку в Париж.

Технические обстоятельства транспортировки оказались достаточно сложными. Для перевозки на аэродром решили воспользоваться грузовиком, а не каретой «скорой помощи», так как грузовик потом легче подвергнуть дезинфекции. Пациентку подняли на пластиковом листе, положили на каталку и вывезли в коридор. Он был пуст — по распоряжению врача всех удалили, и как только Моуди с сестрой Марией-Магдаленой покатили больную к двери в дальнем его конце, техники в пластиковых «космических костюмах» последовали за ними, обрызгивая пол и стены дезинфицирующим раствором, так что в коридоре образовался смрадный искусственный туман, который следовал за процессией, словно выхлопные газы за старым автомобилем.

Пациентка находилась под воздействием сильнодействующих транквилизаторов и была надёжно закреплена на носилках. Тело её окутывал кокон, чтобы не допустить разбрызгивания крови, заражённой смертоносным вирусом. Пластиковый лист, на котором она лежала, также был обработан дезинфицирующим раствором, так что в случае проникновения вируса наружу он тут же попадал во враждебную среду. Толкая перед собой каталку, Моуди не переставал изумляться собственному безумию — ведь он решился на смертельный риск. Лицо Жанны-Батисты было неподвижным и вялым от предельной дозы наркотика, хотя на нём уже проступили растущие пятна петехии.