С переходом 3-го и 4-го отрядов на левый берег речки Диво значительно улучшились позиции правого фланга бригады. Теперь они проходили по двум высоким холмам, названным нами Тетченскими высотами. Холмы соединялись между собой седловиной. Обе высоты стали ключевыми позициями нашей обороны на перешейке между озерами Тетча и Березовое. Перед высотами простиралось, ровное поле с пологим уклоном в сторону реки, частично занятое огородами колхозников.
Между озером Тетча и левой высотой, на которой находилось большое кладбище, узкой полосой вдоль озера протянулась деревня Тетча. В конце ее и был тот самый мост через Диво, сожженный накануне партизанами. Через него проходил старинный большак Улла — Ушачи. Эти высоты отряды заняли вечером 12 апреля, после боя на подступах к перешейку. Позиции 4-го отряда пересекали улицу деревни, кладбищенскую высоту и часть седловины. Его соседом справа был 3-й отряд, занявший остальную часть седловины и правую высоту.
Всю ночь партизаны зарывались в землю, копали ячейки — кто на одного, кто на двоих. И хотя грунт был еще твердый, не оттаявший, к утру все же управились. Копали торопливо, так как утром ожидали новой вылазки противника.
Я еще с вечера пришел в расположение 4-го отряда. Странным показалось, что возле сравнительно небольшой деревни такое большое старинное кладбище. Там были не только деревянные, но и каменные кресты, могильные плиты, надгробия.
Вокруг кипела работа. Вызывало удивление: откуда у людей берется сила, откуда такая выносливость? После десятикилометрового марша, совершенного в ночь, они до утра рыли и оборудовали окопы, а утром — бой, не прекращавшийся до вечера. И вот теперь опять делают необходимую солдатскую работу, готовые к новым боям и испытаниям.
Рядом со мной Василий Терентьев и Виктор Панкратьев копали ячейку на двоих. Они попали на свежую могилу. Это озадачило их, но делать было нечего, рыть новый окоп поздно, приближался рассвет.
— Да-а, — протянул Терентьев, молодой широкоплечий партизан с обычно лихими, но теперь погрустневшими серыми глазами. — Рыть окопы на кладбище — занятие невеселое. Будто могилы для себя ладишь.
— А ты поменьше о могилах думай да побыстрее лопатой шевели, так лучше будет, — ответил суровый Панкратьев, хотя в душе был согласен с напарником.
Виктор Панкратьев прошел тяжелый путь страданий, пока оказался в партизанском отряде. В октябре сорок первого в бою западнее Вязьмы он, раненный в плечо и контуженный, оказался за линией фронта и решил пробираться к себе на родину, в деревню Дубовка Оршанского района. Долго шел проселками от деревни к деревне. Рана гноилась. Острая боль раздирала плечо. Правая рука омертвела и распухла — висела как тяжелая колода. К тому же осколком в том же бою начисто срезало левую ушную раковину, и эта рана мучила не меньше, чем плечо, вызывая сильную головную боль. В одной из деревень местный врач вытащил осколки из раздробленной кости, перевязал раны. Обессиленный от голода и боли, Виктор делал за день не больше шести километров.
Под Смоленском его задержали и отправили в госпиталь для военнопленных. Но это был скорее комбинат смерти, где каждое утро вытаскивали во двор десятки трупов и складывали их штабелями, как дрова. По просьбе Виктора санитары, тоже пленные, вынесли его утром вместе с мертвыми. Коченея на морозе, на груде трупов, дождался темноты и выполз за пределы госпитальной территории. Утром его, полумертвого, подобрали добрые люди из местных жителей.
В конце марта Виктор все же добрался до Дубовки, но дома своего не нашел — его сожгли гитлеровцы. Панкратьевы обитали в землянке. Долго болел раненый Виктор, медленно заживали раны. Иногда жизнь его буквально висела на волоске.
Ранней весной 1943 года, когда мог уже двигать рукой и держать винтовку, ушел в партизаны. Не один раз отличался в боях. Но с тех пор редко кто видел улыбку на его всегда суровом лице.
Рядом с Терентьевым и Панкратьевым, за мраморной плитой Анатолий Радкевич и Виталий Березовский оборудовали пулеметное гнездо. Дальше слышались голоса Николая Казербекова, Никифора Кульнича и Люды Шебеко.
— Спать хочу смертельно, — послышался голос Люды, — но если здесь усну, то обязательно покойники приснятся, а я их ужасно боюсь.
Странным казалось слово «боюсь» в устах этой девушки. С весны 1943 года она была разведчицей бригады и одновременно, рискуя жизнью каждый день, проводила агитработу среди полицейских. Люда привела в отряд из деревни Межино сорок три вооруженных полицейских. В последующих боях они сполна искупили свое предательство.