— Горничную позову! — недовольно бурчит он спустя вечность, когда буянить у меня попросту не остаётся сил.
Киваю, а сам отхожу к окну. За ним темнота играет яркими огнями фонарей и куда-то спешащих авто. Раскалённым лбом касаясь прохладного стекла, впадаю в подобие транса и в сотый раз пытаюсь отключить своё сердце. Я устал от этой свербящей боли, глупой ненависти и пустой любви…
За гулким дыханием едва различаю шаги Грачёва. Готовый к новым упрёкам, покрепче сжимаю челюсть. Но вместо назидательных речей друга, за спиной раздаётся тихий и безжизненный голос моей девочки.
— Я согласна, Ветер! На всё согласна!
Наверно, я сошёл с ума! Так не бывает, верно? Качаю головой, позволяя колючим иголкам пронзить собой каждую клеточку тела. Не спешу оборачиваться: продляю иллюзорный миг буйного помешательства. В том, что тихий голос мне почудился, не сомневаюсь!
— Вон! — рву глотку, только чтобы больше никогда не слышать его в своём воспалённом мозгу. — Пошла вон! — бьюсь ритмично в стекло лбом. — Оставь меня в покое! — произношу медленно, по слогам.
— Я не уйду! — бесцветно хрипит на выдохе стерва. Даже так, на расстоянии чёртовых судеб, она умудряется залезть мне под кожу. Нервно смеюсь своему отражению в стекле и едва сдерживаю себя, чтобы и по нему не шибануть со всей дури.
— Где она, Моррис? — не унимается фантом Свиридовой в моей напрочь поехавшей крыше.
— Кто? — трясу башкой.
Вопрос Наны никак не вписывается в безумные галлюцинации. Запустив пятерню в волосы, оборачиваюсь, меньше всего на свете рассчитывая увидеть за спиной Марьяну, и каменею, заметив Свиридову у порога. Пошатываясь, Нана, не моргая, смотрит на меня в упор. Крепко обхватив себя руками, рвано дышит. Белокурые локоны её растрёпаны, нос распух от слёз, а в глазах — слепое отчаяние.
Силюсь понять, что привело Марьяну ко мне в таком состоянии. Акции? Нет! За ними она бы пришла с высоко поднятым носом и презрением во взгляде. Любовь? И снова мимо! На любимых смотрят иначе. С тёплом, желанием, нежностью. Нана же готова меня убить! Тогда что? Какую игру затеяла Свиридова на сей раз?
— Отвечай, Моррис! — требует громче, а потом словно по щелчку пальцев отмирает и начинает судорожно осматривать гостиничный номер. — Куда ты её спрятал, сволочь?
— Нана, о чём ты говоришь? Что случилось? — делаю шаг навстречу, продолжая сжимать пальцами лоб. — Зачем ты пришла?
— А то ты не знаешь? — огрызается, а сама бежит к ванной комнате. Распахивает настежь дверь, осматривает каждый угол. Затем несётся к шкафу-купе. Раздвигает створки, утробно воет, созерцая пустоту, с размаху бьёт по вешалкам и наконец оборачивается. Тыльной стороной ладони утирает нос и вся дрожит. Смотрит на меня затравленным волчонком и чего-то ждёт.
А мне, вопреки всему, обнять её хочется, к груди прижать, успокоить… Странное чувство, глупое. Знаю, что оттолкнёт. По глазам вижу, как я ей противен…
— Твоя взяла, Моррис! — шипит, не выдержав тишины между нами. — Я здесь! Я пришла! Постучала в твою чёртову дверь! – молотит неистово по шкафу, а потом рывком стягивает с себя свитер. — Ну? Ты этого хотел? — подцепив пяткой одной ноги другую, Нана скидывает с себя грязные кроссовки и пытается расстегнуть джинсы, но дрожащие пальцы ни черта её не слушаются.
— Что ты творишь? — не размыкая губ, спрашиваю глухо. Челюсти трещат от напряжения: ещё немного, и зубная эмаль начнёт крошиться во рту.
— Всего лишь исполняю твои требования! — бросает с вызовом и, наплевав на тугую пуговицу, снова смахивает с лица слёзы, а потом идёт ко мне. Неровно, шатко, словно каждый шаг отдаётся нестерпимой болью. — Такой ты меня хотел видеть? Этого добивался?
Всё, что могу, — монотонно мотать головой. Я ничего не понимаю. Не верю. Не хочу так… Никогда не хотел!
— Ты выиграл, Ветров! — Марьяна подходит ко мне вплотную. Тонкая, ранимая, почти прозрачная. И только взгляд её играет всеми оттенками ненависти. — Я сдаюсь!
— Нана, — мой шёпот на грани, как и я сам.
Хочу обнять мою девочку и в то же время свернуть её тонкую шею. Тянусь к ней, хоть и знаю, что обожгусь! Пальцами касаюсь спутанных волос, что прилипли к щеке. От мимолётного прикосновения насквозь прошибает током. Нана моя зависимость! Мой спасительный свет и губительная тьма! Моя боль и единственная в жизни любовь!
Зацепив тонкую прядь, убираю ту за ухо. Марьяна в отвращении прикрывает глаза и почти не дышит. Зачем она пришла, если я настолько ей противен? Что потеряла в моём номере? Неужели всё-таки акции?
— Уходи, — понимаю, что если сейчас не остановлюсь, потом сам себя не соберу уже никогда.
— Моё предложение тебе было шуткой, проверкой на алчность, — я убираю руку от её лица, пытаясь навсегда сохранить в памяти тепло нежной кожи, а потом, резко развернувшись, возвращаюсь к окну. — Ты её не прошла, Нана! На этом всё! Точка! Ты свободна!
— Шуткой? — хрипит растерянно Свиридова, явно не это ожидая услышать в ответ.
— Шуткой? — повторяет чуть громче и в два шага догоняет меня. И почему Нана просто не может уйти?