Слово Ветра

Упираюсь лбом в спасительную прохладу оконной рамы и жду, когда Свиридова вспомнит про гордость и наконец додумается уйти, но вместо этого получаю хлёсткий удар девичьим кулаком в спину. Затем ещё один. И ещё. Не жалея сил, Марьяна колотит по мне не прекращая. Но самый сокрушительный удар Нана, как всегда, наносит словами:

— Значит, так ты развлекаешься, Моррис? Похищая чужих детей? — её голос дрожит от слёз и отчаяния, а удары становятся все безумнее. — Верни мне Марусю и катись ты к чёрту, слышишь?

— Что? Что ты сказала? — развернувшись, перехватываю тонкие запястья в свои руки. — Повтори!

Я всё ещё плохо понимаю, что произошло, но слова Наны гулким эхом отдаются в ушах.

— Где она, Сава? Где? — надсадно воет, едва держась на ногах. — Я знаю, что это ты увёл её из больницы! Санитарка мне тебя описала, — сквозь слёзы ищет в моих глазах ответы, но не находит.

— Господи, Нана! Нет! — руками цепляясь за тонкие плечи, чувствую, как дрожит моя девочка, и самого начинает трясти. Что она такое говорит?

— Там камеры. Полиция. Тебя всё равно найдут, Ветров. Отпусти Марусю пока не поздно! — из последних сил пытается мне угрожать, но тщетно. Я и так до смерти напуган. Не за себя — за неё.

— Ты ошиблась, Нана! — пальцами впиваясь в тонкую кожу, трясу Марьяну, чтобы услышала. — Я не похищал твою дочь! И здесь её нет!

Забываю про свои обиды и плюю на ненависть Наны. Одной рукой зарываюсь в мягкие волосы Свиридовой, второй прижимаю девчонку к себе. Меня безумно страшит картина, что вырисовывается в смятом сознании, но ещё больше волнует состояние самой Наны: она настолько слаба, что вот-вот просто потеряет сознание.

— Тогда где моя Руся, Сава? — пропитанный лютым отчаянием шёпот до боли царапает слух.

— Я не знаю, Нана, не знаю! Но мы её найдём, обещаю!

Марьяна дрожит в моих руках. Гулко всхлипывает и что-то неразборчиво бубнит себе под нос. Мне даже страшно представить, что она чувствует сейчас, каково это — потерять собственного ребенка, бояться за него, утопать в неизвестности. Но самое поганое — я понятия не имею, как ей помочь.

— Ты можешь мне рассказать, что произошло? — шепчу в любимую макушку, вместе с Наной покачиваясь на пятках. Я хочу забрать её боль, утешить, по щелчку пальцев решить любую проблему, но чёрт возьми, мне далеко до супергероя!

— Я спустилась от Чертова, а Маруси нет. Её увёл какой-то мужчина, — сквозь беспрестанные слёзы бормочет Марьяна. — Высокий, темноволосый, красивый…

— И ты подумала на меня? — горько усмехаюсь. До чего же больно осознавать себя ничтожеством в глазах Свиридовой, но оказывается, это только начало.

— А на кого ещё? — Марьяна вспыхивает в моих руках. — Это же ты пытался отравить мою жизнь! Убил отца, покалечил Влада, меня хотел сбить…

— Что? Убил твоего отца? Влада покалечил? Я? — отпрянув от Наны, с тревогой смотрю в её остекленелые от боли глаза. — Ты в своём уме, Свиридова?

— Чёрный внедорожник там, в парке, потом на перекрёстке и на кладбище,— обхватив себя руками, рвано дышит, пытаясь унять дрожь.

— Нет у меня никакого внедорожника!

— Я видела тебя… Да и никто не знал, что тем проклятым вечером Влад к тебе сорвётся на встречу.

— Какую ещё встречу? — отшатываюсь прочь от Марьяны и дёргаю себя за волосы: чем дальше в лес, тем меньше света!

— Ты же сам позвонил ему, попросил приехать, вот он…

Марьяна снова начинает рыдать, а у меня в голове столько каши, что на роту солдат хватит.

Я звонил Осину дважды, но всё, чего хотел, чтобы парень подписал доверенность на управление компанией, раз сам смылся восвояси. Ни о какой встрече мы с Владом так и не договорились, а потом Чертов сообщил мне о смерти Свиридова!

Блуждаю взглядом по разгромленному номеру, пытаюсь сосредоточиться, но чудовищные обвинения Наны никак не укладываются в голове.

Сгорбившись, в сотый раз нервно провожу ладонью по волосам и стараюсь отдышаться, но куда там? Меня всё сильнее начинает трясти…

— Погоди! Тебя тоже пытались убить? — я наконец осознаю жуткий смысл слов Марьяны.

— Да! — голос, сдавленный от бесконечных слёз. А у меня сердце вдребезги, как минутами ранее кувшин об стену.

Я снова подлетаю к Нане, прижимаю ту к себе с какой-то неистово-сумасшедшей силой. Плевать, что она думала на меня, главное — жива!

— Почему ты мне ничего не сказала? Почему молчала? — вою над её ухом и, позабыв, что не моя, целую мокрое от слёз лицо, пальцами путаюсь в мягком шёлке волос.

— Молчи! — верчу головой, не желая слушать бредовых обвинений в свой адрес. — Глупая моя! Чокнутая! Сумасбродная! Разве мог я тебя обидеть? Я же люблю тебя, Нана! Всегда любил!

Бешеный стук сердца отдаётся в ушах. В горле першит. Руки горят от тепла желанного тела. Знаю, что не имею никакого права прикасаться к Нане, но остановиться не могу!

— Чем же я тебе так ненавистен? Тем, что Свиридова простил? Тебя отпустил к твоему Осину? Чем? – душа рвётся в клочья, завывая от нестерпимой боли.

Нана тихо стонет в ответ, шмыгает носом и не прекращает дрожать. Ненавидит меня. Не верит. Ртом ловит воздух, что-то пытается сказать, но голос давно сорван от слёз.