Слово Ветра

Мне бы оттолкнуть Саву и одеться, но страх липкой лентой сковывает движения. В этом номере невзрачном — вся моя жизнь! Я до чёртиков боюсь за Русю и, видит бог, не готова снова потерять моего Ветра! Только не сейчас! Не тогда, когда чувства в груди обострились до предела, а глупые обиды растворились, будто и не было этих долгих пяти лет, подозрений страшных, немыслимой горечи на душе! Ещё ночью, когда Савелий отправился в магазин, а я испугалась, что он снова сбежал, пока плакала тут в гордом, но таком безнадёжном одиночестве, я поняла, что ничего не прошло… И как бы я ни проклинала Ветрова за предательство, а себя за слабость, ни корила за эту ночь сумасшедшую и зависимость свою бестолковую, я его всё равно люблю! Не могу без Савы. Не живу. С трудом существую.

Но стук этот невыносимый и брань поганая за дверью намекают, что я опоздала с прозрением.

— Дьявол! — рычит сквозь стиснутые зубы Ветров и кулаком, кажется, прошибает дверь в ванную за моей спиной. Шумно дышит. Собой закрывает меня от всех бед. Что-то шепчет, пытается успокоить, зачем-то извиняется, а потом басит. Грозно. С надрывом. Но не так громко, чтобы его запросто услышали за дверью.

— Только попробуй ворваться сюда, придурок! Убью!

Чувствую, как каменеют мышцы на его плечах, как крепкое тело наливается сталью и отчего-то вмиг перестаю дрожать: я и забыла, как спокойно бывает под защитой Ветрова. Жаль, Сава этого не понимает!

— Нана! — шипит он и отстраняется, а меня снова начинает трясти. От внезапного холода. От страха. От взгляда Ветрова такого ледяного и отстранённого, что не на шутку становится жутко.

— Нана! — повторяет Сава чуть громче, горячими ладонями обхватив моё лицо. — Посмотри на меня, пожалуйста! — командует, силой вынуждая окунуться в морозную пустоту его глаз. — Не бойся! Это просто Федька! Голову ему оторву, слышишь?

Киваю, но, продолжая жадно цепляться за Ветрова, не могу сдвинуться с места.

Федька… Просто Федька… Бред! Зачем парню вышибать в номер дверь и горланить на всю гостиницу?

— Нам нужно одеться, обезьянка моя, — губами Сава невесомо скользит по моим щекам. Ласково. Нежно. Дыханием жарким отогревает душу. Ловит момент, когда неуверенно киваю, и резко отходит. С пола наспех собирает вещи и скомканные суёт мне в руки.

— Сейчас от грохота Маруся проснётся! — поторапливает очнуться и за локоть тянет к закрытой спальне. — Испугается ещё, — Сава подмигивает и ловко так заталкивает меня внутрь, что не успеваю и глазом моргнуть. — Да и Грачёву видеть тебя такой ни к чему. А этому придурку хватит ума ворваться без спроса! — Ветров жадно елозит по мне взглядом, и пока недоумённо собираю себя воедино, бесцеремонно закрывает перед моим носом дверь.

Прижимая к груди кучу вещей, ещё несколько секунд заторможено смотрю перед собой. Прислушиваюсь к каждому шороху. С новой силой начинаю дрожать. А потом краем глаза замечаю сонные потягивания Руси и как ошпаренная спешу одеться: хватит с моей девочки потрясений!

Пока натягиваю джинсы и пытаюсь вывернуть на лицо свитер, Маруська окончательно просыпается. Потирая глазки, садится в кровати и растерянно вертит взъерошенной головой по сторонам. А когда находит меня, так искренне улыбается, что, позабыв про незваного гостя, бегу к крохе. Отчаянно прячу своё волнение и пропитанный страхом голос и упускаю момент, когда в наш номер всё-таки врывается Федя — невысокий, коренастый парень с кривым шрамом на левой щеке и недобрым взглядом бультерьера.

Вчера, пока мы колесили по городу, скрываясь от слежки, Сава обмолвился, что доверяет Грачёву, как себе, что с парнем прошёл огонь и воду. Я верю, но отчего-то всё равно его боюсь. Это Ветрову Федя надёжный друг и товарищ, а меня он за что-то люто ненавидит и даже не думает прятать своего отвращения!

Грачёву плевать, что за окном раннее утро, а в соседней комнате спит Маруся! Он всё громче кричит, срывается на Саве, прогоняет вон женщину-администратора, которая, по всей видимости, тормозила Федю от выноса двери в наш номер. А потом внезапно смолкает, стоит Ветрову гаркнуть на парня, как следует.

Сидя на кровати, прижимаю к себе Марусю. Глажу её по голове, пальцами путаясь в непослушных кудряшках, и пытаюсь небылицами оправдать недавний шум за закрытой дверью. И Руся, кажется, верит. По крайней мере, больше не хнычет и с испугом в широко распахнутых глазах не старается спрятаться от мира под одеялом. Напротив, она что-то чирикает на своём непонятном и с любопытством поглядывает на дверь. В последнем, к слову, мы с Русей очень похожи. Мне и самой не терпится узнать, о чём так горячо, но весьма приглушённо спорят парни, но откровенно подслушивать на виду у ребёнка не позволяет совесть. Впрочем, Маруська сама развязывает мне руки, когда спустя несколько минут начинает проситься в туалет.

— А что я, по-твоему, должен был делать, Ветер? Сидеть, сложив ручки на коленочки?

Пока кроха натягивает носочки и выискивает на прикроватной тумбочке очки, я трусь у двери и жадно ловлю каждую фразу парней.