— Господи! — Грачёв вскидывает руки к тёмному небу. — Что за бедлам в твоей голове? А впрочем, я был бы счастлив, если бы Ветер прямо сейчас отогревал своё сердце в объятиях Марины или какой другой продажной девки! Но нет! Этот псих, я уверен, сию минуту разносит в хлам очередной номер или, ещё того хуже, мишенью себя вообразил, только чтобы от тебя слежку увести!
— Мишенью? — забываю про слёзы и смотрю на Федю, а у самой сердце падает в пятки. — Какой ещё мишенью?
— А что ему терять? — криво улыбаясь, издевается Грачёв. — А так, пуля в лоб — и никаких проблем!
— Что ты несёшь? Замолчи! — хватаю парня за края расстёгнутой куртки и трясу со всей дури!
— Он там один, понимаешь? — Грачёв ловит мои озябшие пальцы и сдавливает их так сильно, что ладони сводит от боли, но та и в сравнение не идёт с той, что сейчас разрывает сердце.
— Ты только представь своей пустой головой, что взбредёт в шальные мысли Ветрову, когда он узнает, что я тебя Осину не передал, одну с ребёнком бросил в гостинице! Я ж поклялся ему, что волоса с твоей башки тупой не упадёт!
— Так не говори ему! — прошу тихо, рвано хватая ртом воздух. Меня трясёт. Дико. Неистово. От боли, холода, страха… Я хотела спасти, а выходит, сама подтолкнула Ветрова к бездне. — А ещё лучше уезжай, Федя! Какого дьявола тебя вообще дёрнуло нас сюда везти! Возвращайся! Прямо сейчас! Немедленно! Умоляю, не дай Саве наделать глупостей!
— Ты его главная глупость! — Грачёв отталкивает меня от себя и, сцепив руки за затылком, снова принимается ходить взад и вперёд. — А я, идиот, размечтался! Уши развесил! Поверил тебе, сука! Думал, сейчас передам старику, улыбку твою довольную с авиабилетами Ветру под нос суну, он и улетит домой. Подальше от тебя, от опасности, от себя самого. А теперь что?
— Ещё не поздно, Грачёв! — глотая слёзы, подбегаю к парню. — Отсюда до аэропорта минут пятнадцать: купим билеты, сделаем фото, я даже улыбнусь — всё, как тебе надо. Только спаси Саву!
— Ты себя слышишь, Свиридова? — мотает головой Федя. — Это ж не спасение получается, а так — отсрочка неизбежного. Ты хоть представляешь, как Ветра шибанёт, когда он узнает? А он узнает! Я сам расскажу рано или поздно. Не умею я жить во лжи, не смогу!
— Ладно, — прикрываю глаза, чтобы мысли собрать воедино. — Мы с тобой сейчас время тратим впустую. Тебе обратно надо. Хочешь, поехали вместе.
— Нечего тебе рядом с Ветром делать!
— Тогда в гостиницу.
— На раз-два тебя в ней найдут!
— Можно, к матери. Она, правда, первая сдаст, если что…
— Такой себе вариант, — обречённо усмехается Федя, и я вместе с ним.
— В машину садись. Живо! — командует спустя мгновение. — Есть у меня одна идея.
Мы снова куда-то едем. Из коттеджного посёлка Осиных возвращаемся в город. Нарушая правила, несёмся по центральной улице, а потом по новой сворачиваем на трассу, правда, уже в другом направлении. В бьющей по вискам тишине минут двадцать мчим мимо каких-то сёл и деревень, пока возле покосившегося указателя не съезжаем на размытую дождями грунтовку. Машину заносит. Трясёт на ухабах. Грязь ошмётками залепляет стёкла. Федина брань приглушённым рыком разлетается по салону и, разумеется, всё это будит Марусю. Кроха испуганно хлопает глазками, цепляется за меня, начинает хныкать. А все мои уговоры — ещё немного потерпеть — пролетают мимо её детских ушек. Взрослые игры моей девочке явно не по душе!
— Долго ещё? — одной рукой цепляясь за поручень, второй силюсь уберечь Маруську от падения.
— Приехали! — тараторит Федя и мигает фарами.
В этих переливах с трудом различаю старый деревянный дом, посеревший от времени, но весьма крепкий и ухоженный. Здесь совершенно точно кто-то живет. И этот кто-то явно с руками.
Не проходит и минуты, как в одном из окон загорается свет, а за шторой вырисовывается массивный силуэт.
— Пошли! — верховодит Грачёв и первым запускает в салон странный запах прелого сена и удушливого дыма, да надрывный лай местных псов. — Поживёте здесь! Это тебе, конечно, не Израиль, но грязи целебной хоть отбавляй!
— Как смешно! — ёрничаю в ответ и, уговаривая Русю не капризничать, следом выбираюсь на улицу.
— Предупреждаю на берегу, — Грачёв, со знанием дела перепрыгивая лужи, ведёт нас за собой к калитке дома. — Мобильная связь в деревне не ловит. Дальше ста метров от избы тебе отходить запрещено. Хозяин — парень суровый, так что капризы свои попридержи в узде. Ясно?
— А как…
— Связь со мной будешь держать через Рыжего, – перебивает Федя.
— И кто такой этот Рыжий? — мне становится всё страшнее приближаться к дому: не убежище, а исправительная колония какая-то.
— А Рыжий это я! — доносится со стороны крыльца мягкий голос молодого человека, в котором я без труда узнаю Костю — завхоза из детского дома.
— Кося! – как по команде вырывается из моих рук маленькая егоза и прямо по лужам несётся к толстяку. — Кося! Кося!
— Маруська! Солнышко моё конопатое! — тот не задумываясь подхватывает кроху на руки и начинает кружить. — Вот это встреча! Вот это, Федька, удивил!
Впрочем, и с лица Грачёва удивление можно черпать половником!