Автовокзал. Настороженные взгляды по сторонам. Наверно, это паранойя, но меня не отпускает навязчивый страх, что за мной могут следить. На всякий случай запутывая следы, по дворам несусь к стоматологической клинике. Те знакомы мне как свои пять пальцев: в одном из них прошла вся моя жизнь. Любимые качели. Тополь раскидистый. Скамейки. Дверь зелёная с домофоном. За те годы, что я не была здесь, почти ничего не изменилось. Я останавливаюсь всего на мгновение, чтобы беглым взглядом коснуться знакомых окон. За ними темно. И наверно, одиноко. Думаю о маме, об отцовском письме, а потом снова бегу. Выдыхаю только тогда, когда доктор вкалывает мне анестезию. Боль отступает мгновенно, а вместе с ней и бесконечный страх. Гул бормашины, временная пломба, наставления — всё это происходит со мной, но словно в тумане. Потратив на лечение зуба не один час, я выхожу из клиники в темноту. Всего шесть вечера, но чернота осени, разбавленная непрерывным дождём, порой страшнее глухой ночи. Я бы и рада вернуться к автостанции прежним маршрутом — по дворам, но понимаю, что передвигаться по оживлённым улицам вечером куда безопаснее. Стараюсь затеряться в толпе прохожих и по лужам спешу на предпоследний рейс, но, к сожалению, опаздываю: автобус уходит из-под носа, оставляя меня в гордом одиночестве замерзать на перроне.
Взглядом гипнотизирую табло отправлений, но всё без толку: следующий автобус через два часа. В лицо хлещет косой дождь, в кроссовках противно хлюпает, а вымокший насквозь свитер неприятно покалывает тело. Но самое неприятное — у меня нет с собой сменной одежды. Конечно, Костя найдёт для меня старую футболку, но разве заменит она свежее бельё или сухие носки?
Минут десять я отчаянно борюсь с собой! Понимаю, что должна оставаться на месте, но колкая дрожь по телу от промозглого ветра и постепенно теряющая свою силу анестезия делают своё дело — я теряю бдительность и по освещённым улочкам родного города бегу домой. Я только возьму немного вещей, да сменную обувь! Обниму мать и заберу письмо…
И снова двор. Уже тёмный и не такой приветливый. Зато в окнах маячит свет. Замёрзшими пальцами набираю на домофоне до боли знакомые цифры.
Монотонные гудки оглушают своим равнодушием. Последний раз я слышала их накануне похорон отца, когда вместе с Осиным пыталась увидеть мать,чтобы помочь, поговорить, простить. Тогда не удалось… Мать так и не впустила. И наверно, сегодня не исключение. Видеть меня — последнее, что она хочет. Но внезапно дверь открывается.
Мама встречает меня у порога квартиры в шелковом халате до пола и с чашечкой кофе в руках. Ухоженная. Красивая. Стройная. Мать не изменяет себе даже с уходом отца. Ей ни за что дашь её годы. Да что там! Прямо сейчас мама выглядит в разы лучше меня: аккуратная стрижка, макияж, осанка. Мне даже становится немного стыдно: я вторые сутки без душа, на лице вместо косметики — гримаса боли, а волосы все мокрые и хаотично липнут к коже.
— Привет! – я начинаю первой, затормозив от распахнутой настежь двери на расстоянии нескольких метров.
— Прости, что без звонка! — тишину лестничной клетки разрывает моё частое дыхание, а сердце — непроницаемый взгляд матери. Что должно случиться, чтобы она простила меня?
— Можно, я войду? — несмелый шаг навстречу.
— Делай что хочешь, — усмехается мать и, поджав губы, уходит. — Это теперь твой дом.
— Я только возьму свои старые вещи, — с трудом заставляю себя переступить чёртов порог.
Мать неправа: этот дом уже никогда не станет моим, пусть и совсем не изменился за годы. Все те же стены, диван по центру, безупречный порядок. Время здесь остановилось, собрано в банку и закатано крышкой, как варенье на зиму.
— Забирай что хочешь, — фарфоровая чашка в материнских руках звонко бренчит о блюдце. — Я как чувствовала, что ты прибежишь сразу, как узнаешь про наследство. Игорь, видимо, тоже, раз записал всё на тебя. Дурак!
— Мама, всё не так! — я столбенею от её слов. Руки свисают верёвками по швам, ноги прирастают к полу, а на губах только одна фраза на репите:
— Мне ничего не нужно, правда! Ни денег, ни квартиры — ничего!
Выпрямив плечи, мать делает вид, что не слышит. Пригубив кофе, заходит на кухню. Отодвинув занавеску, выглядывает в окно. А я боюсь пошевелиться: не стоило мне приходить.
— По тебе видно, что ни в чём не нуждаешься, — ехидно бурчит мать. — Совсем дошла до ручки. Да, Нана?
— Мама! — вскрикиваю в своё оправдание. — Я просто вымокла под дождём. Хотела найти что-нибудь сухое и уйти. А ещё письмо. Адвокат обмолвился, что отец написал мне письмо.
— Оно в твоей комнате, — бросает мать не оглянувшись. — Кофе будешь?
— Да! — отвечаю слишком резко, не подумав, и спешу подойти ближе к матери. — Точнее, нет, — смотрю на настенные часы, безжалостно отсчитывающие минуты до последнего автобуса.
Я снова стою, как вкопанная. Только уже на кухне. Не знаю, куда деть руки, и что сказать, чтобы мать дала мне шанс или хотя бы обернулась.
— В другой раз. Меня Маруся ждёт!