Слово живое и мертвое

Столь же невозможен, фальшив такой канцелярит и во внутренней речи, в раздумьях. А ведь внутренний монолог, поток сознания так обычен в современной прозе. В западном оригинале местоимения он, она все же остаются, по-русски они не обязательны, и в переводе лучше раздумья и ощущения передавать безлично или от первого лица. Сколько-нибудь чуткий переводчик всегда поймет, где и как это можно и нужно сделать. А нечуткий загубит самую трагическую страницу.

Развязка хорошего романа, развязка бурной судьбы. Человек умирает. Смутно, в полубреду воспринимает он окружающее; обрывки ощущений — мучительная боль, жажда — перемежаются обрывками мыслей, воспоминаний… И вот как это выглядит в переводе:

«Ему больно. Он ранен. Очевидно, он жертва какого-то несчастного случая… Он хочет поднять руку — руки в кандалах… ему хотелось бы попить еще …ему больно. У него болит все… очевидно, о нем позаботились, перевязали его раны. И вдруг одна мысль пронизывает его дремлющий мозг. Ему ампутировали ноги. Какое значение имеет это теперь. Его ноги… Ему хотелось бы знать …»

«Ему больно» и «его ноги» — снова и снова повторяются эти слова на нескольких страницах и вкупе с канцеляризмами начисто разрушают впечатление. А ведь эту смертную муку надо передать по-русски так, чтоб за душу хватало. И правдивей вышло бы, дай переводчик все это изнутри. Хотя бы так:

Больно. Он ранен. Наверно, случилось какое-то несчастье… Поднять бы руку — руки в кандалах… Попить бы еще. Больно. Болит все: рот, ноги, спина… Видно, о нем позаботились, перевязали раны. Внезапная мысль пронизывает дремлющий мозг. Ему отняли ноги! Теперь уже все равно (или — не все ли равно?). Ноги… Надо бы узнать…

Другая книга, совсем иная картина, мысли и чувства в ином ключе: бешеная скачка, погоня, человек едва не погиб. У автора дословно: «Как он потом рассказывал, ему пришло на мысль, что за кустами не может таиться опасность, иначе лошадь почуяла бы и шарахнулась…»

В подлиннике фраза не получается такой тягучей хотя бы потому, что английские слова сами по себе — короткие. А по-русски выходит длинно, вяло, и читатель остается равнодушным.

И правильнее передать эту сценку сиюминутно, в движении, передать мысли и ощущения такими, каковы они сейчас, во время погони: Но нет, там, за кустами, не может таиться опасность.

Между тем нередко пишут так: (это) «…породило в ней еще большую уверенность в своих силах и умении достичь очень многого, стоит ей лишь пожелать». А надо бы примерно:

(это) укрепило ее веру в свои силы — да, конечно, она сумеет достичь многого, стоит только пожелать!

Раздумья другого героя:

Естественней было бы:

Он должен немедленно ее увидеть.

Надо сейчас же ее увидеть.

Рассказать бы ей историю этого дома! Но этого он не может сделать.

…Да нельзя!

…Уж так устроен человек: знает, что все это сплошное мошенничество, и все-таки надеется, что ему повезет.

…И знаешь… а все-таки надеешься: вдруг повезет!

Еще попытка изобразить внутренний мир героя. Поверите ли вы, что человек думает и вспоминает так:

(Европа) «…где так много людей голодало и где в то же время некоторые обладали достаточными средствами, чтобы покупать шампанское, икру и женщин в ночных кабаре, где (герой, музыкант) выступал…»

А вернее передать раздумье примерно так:

…там столько людей голодает, зато кое у кого вдоволь денег и на шампанское, и на икру, и на женщин в ночных кабаре, где он выступал…

Это тоже прием: передавая мысль, ощущение, по-русски естественней ввести настоящее время.

Очень важно это умение показать героя изнутри, передать его раздумья и ощущения убедительно, достоверно.

Переводчик-буквалист пишет, к примеру:

Живой человек, разумеется, думает иначе:

…в зале есть и белые, а они-то не являются моими друзьями

…а они — не друзья мне

У меня была мечта, которая теперь уже не может быть осуществлена… Я мечтал, пока не заболел и вынужден был вернуться на родину.

У меня была мечта, теперь уж ей не сбыться… А потом я заболел, и пришлось вернуться…