Сложные чувства. Разговорник новой реальности: от абьюза до токсичности

Термин «выгорание» распространяется с начала 1970-х в прямой связи с кризисом послевоенного «дисциплинарного» капитализма и социального государства. Согласно тогдашним наблюдениям психологов, выгоранию (то есть «эмоциональному опустошению» и «демотивации») были подвержены прежде всего люди, занятые в публичном секторе, – врачи, учителя, полицейские, социальные работники. Для того чтобы восстановить индивидуальную эмоциональную вовлеченность, рекомендовался рост гибкости условий труда: частая смена обязанностей, большее разнообразие взаимодействий, рост мобильности и физической активности. Рецидивам выгорания противостояла идея искоренения рутины и предсказуемости – то есть ровно та неолиберальная социальная модель, которая к началу 1980-х приходит на смену эпохе «государства всеобщего благосостояния».

Спустя несколько десятилетий то, что было лекарством от выгорания, превратилось в его условие: сегодня выгорают именно от ненормированного рабочего дня, постоянного переключения задач и даже от безвозмездного «активизма» или личных отношений. Например, один из последних опросов Gallup показал, что 28 % работающих американцев часто или постоянно испытывают выгорание [36]. Показательно, что популярная психология не только выделяет в качестве причины эпидемии выгорания исчезновение границы между работой и отдыхом, но и видит прямую связь «эмоционального выгорания» в семье с рабочим местом. Так, российский сайт vc.ru рассказывает поучительную историю IT-предпринимателя Дмитрия, который выгорел на ниве своего бизнеса. Опытный психолог, однако, быстро обнаружил, что Дмитрий переживает также семейный кризис, уклоняясь от домашних обязанностей и секса с женой. Стратегия преодоления выгорания, предложенная Дмитрию, состояла в том, что он должен вернуть «эмоциональный долг» семье, освобождение от которого приведет к росту эмоциональной вовлеченности в своей компании [37].

Общество виновных

Критически оценивая распространение понятия «выгорания», психолог Говард Каргер обращал внимание на то, что оно фактически подменило собой марксистскую категорию «отчуждения» [38]. Отчуждение означает прежде всего отделение субъекта от его способности к труду, приобретающей в рыночном обществе характер самостоятельной сущности и превращающейся в товар. Таким образом, человек оказывается противопоставленным сам себе, и отпечаток этого конфликта пронизывает психологическую атмосферу капитализма. Марксисты полагают, что люди, осознав опасность утраты собственной личности, должны прийти к политическим выводам о необходимости борьбы с капиталистическим порядком, дегуманизирующим все сферы жизни в обществе. Напротив, выгорание представляет как бы перевернутую модель теории отчуждения, предлагая взять вину за разрыв между человеком и его трудовой деятельностью на самого субъекта. Объективный (в рамках данного общества) конфликт с миром превращается в субъективный, где главной проблемой становится неспособность отдельного человека слиться с действительностью, открывающей перед ним безграничные возможности для самореализации.

В этом смысле выгорание лучше всего объясняется известным тезисом Вальтера Беньямина о капитализме как об уникальном религиозном культе, наделяющем виной, а не обещающем ее искупление [39]. Современная капиталистическая религия предоставляет индивиду полную свободу и не налагает на него никаких запретов, кроме одного, самого главного: возлагать вину за собственные неудачи на внешние обстоятельства. Отказываясь признавать себя жертвой общества, человек превращает в жертву себя самого, а свою жизнь – в перманентное добровольное жертвоприношение. И похоже, что беспощадный внутренний суд, постоянно обрекающий нас на все новые эксцессы выгорания, прекратит свое существование ровно в тот момент, когда вынесет первый и последний оправдательный приговор.

Газлайтинг Ольга Страховская, журналистка, шеф-редактор The Blueprint

– Как бы я хотел проникнуть в твой мозг, чтобы понять, зачем ты совершаешь все эти безумные поступки!

– Грегори, ты хочешь сказать, что я сумасшедшая?

– Я стараюсь об этом не думать!

Грегори, лощеный мужчина в исполнении Шарля Буайе, раздосадован и возмущен; его жена Пола, которую играет звезда только вышедшей «Касабланки» Ингрид Бергман, – в ужасе и смятении. Супруг обвиняет ее во всех тяжких: мол, она не в себе и ей мерещится черт-те что. «Я так и вижу, как ты стоишь и говоришь: „Посмотри на это письмо“. Но ты смотрела в пустоту. В твоих руках ничего не было!»